Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Куда собрался-то с немытой харей? С таким просителем, скорей, в застенок можно угодить, чем на цареву службу. Лежи покуда, отсыпайся, под вечер в баню сходишь, а я тем временем тебе одежу справлю новую.

– На тебя не угодишь, как всегда, сама не знаешь толком, чего хочешь, – усмехнулся Ванька и попросил: – Вели хозяину, чтобы меха продал да денег добыл. Москва, она одних богатых любит.

В баню атаман отправился в сопровождении Тихона. Намывшись вдоволь да напарившись, он похмелился квасом и только после этого продолжил прерванную им три дня назад беседу.

– Значит, говоришь, что помер Грозный-государь.

– Вообще-то я не говорил тебе об этом, – улыбнулся хитроблудый Тишка. – Но царь и вправду помер. Еще раннею весной Иван Васильевич преставился.

– И кто же нынче властелин всея Руси?

– Сынок его, царь Федор Иоаннович, только, думаю, это ненадолго.

– С чего ты так решил? – не поверил поначалу Княжич.

– Так он же юродивый. Люди говорят, что новый государь каждый день с молитвы начинает – дай, Господи, не сделать никому ничего дурного. Разве можно так народом нашим править. Бориска Годунов уже всю власть к рукам прибрал. Царь Федор царствует, а он всем заправляет. Даже младшего брательника царева, младенца Дмитрия, вместе с мамкою его, царицей бывшей, с глаз долой подальше в Углич сплавил.

– Бориска парень ушлый, – согласился атаман с кабатчиком. – Погоди, он еще и настоящим царем будет, с него станется.

– Никогда, – заверил Тихон.

– Ну, не скажи. Вон поляки выбирают королей, отчего б у нас такому не случиться, – попытался возразить ему Княжич.

– То католики поганые, то мы, люди православные, – с гордостью изрек кабатчик и уверенно добавил: – С народом нашим лишь помазанник господний может совладать. Ну ты сам-то посуди, что будет, коль Борис взойдет на трон. Шуйские да Бельские иль те же Трубецкие сразу завопят – а чем мы хуже худородного татарина, зятя изверга Малюты. Тут такая круговерть начнется, какую не увидишь в самом страшном сне. Нет, нам власть законная и твердая нужна, иначе пропадем. Мой благодетель и твой друг сие прекрасно понимал. Хоть и не любил он государя Грозного, но несмотря на это, очень даже уважал.

Спорить Княжич с ним не стал, в глубине души он был согласен с Тихоном.

4

Проснувшись ранним утром, Иван увидел возле своей постели новенькие черного сафьяна сапоги, шаровары дорогого красного сукна, белую шелковую рубашку и тоже белый, отороченный соболем кунтуш, поверх которого лежал большой кошель. Ванька развязал его, тот был наполнен доверху червонцами.

– Ай да Тишка, никак, удумал побратима мною заменить. Ну что ж, свой человек в Москве мне завсегда сгодится, – решил Княжич и, облачившись во все новое, отправился на встречу со всесильным боярином Борисом.

У крыльца Ивана уже ждали царевич с Надькой и десятник Федька. «А ему-то что от меня надобно, наверно, хочет, чтоб я в сотники его определил заместо Бегича», – подумал Ванька и спросил:

– Ты чего до дому не идешь?

– Дело у меня к тебе, Иван Андреевич, имеется, – потупив взор, промолвил Федор.

– Ну, коли дело есть, поедешь с нами. Вот пристроим царевича на службу и тобой займемся.

Вскочив на своего Татарина, Княжич двинулся в сторону кремля. Проезжая по довольно людной, несмотря на утреннее время, улице, он снова обратился к стрельцу.

– Что в народе говорят, как поживает люд московский при новом государе?

– Да как жили, так и живут – богатый богатеет, нищий нищенствует. Государь-то новый, а бояре прежние остались, так что вряд ли в нашей жизни что-то шибко переменится, – ответил тот.

– Ну не скажи, малость оживились москвичи, хоть из домов своих повылезли, прежде-то в такую рань никого на улице не было, а теперь, вон, толпами шастают.

– Конечно, послабленье кой-какое есть, – согласился десятник.

– Нынче смертью мало казнят, зато новую забаву выдумали.

– Какую же?

– Доносы друг на друга писать. Подал челобитную и отправил недруга в ссылку, да еще с его имения долю получил, – пояснил Федор и печально усмехнулся: – Благо, есть теперь куда ссылать, благодаря стараньям нашим.

– Это ты про Сибирь?

– Про нее, голубушку, будь она неладна, – кивнул стрелец.

В том, что Федор прав, Княжич убедился, когда они подъехали к кремлю. Пушек на стенах меньше не стало, грозные орудия по-прежнему хищно скалились своими жерлами на площадь, стражи же у башенных ворот даже поприбавилось. Правда, в этот раз ему дорогу заступил не Тимофей Иванович Трубецкой, а какой-то стрелецкий голова38.

– Кто таков? – грозно вопросил начальник стражи.

– Иван Княжич, казачий атаман, к государю на поклон из Сибири прибыл.

– Езжай в приказ посольский, челобитную подай, нужен будешь – вызовут. Теперь такой порядок, – спесиво заявил царев охранник.

Еле сдерживая гнев, Ванька снял с руки подарок Годунова.

– Передай-ка перстень сей моему приятелю, боярину Борису. Пусть он решает – нужен я ему, аль нет. Да не вздумай украсть, головой поплатишься.

Услышав имя Годунова, воевода вмиг утратил спесь. – А эти кто? – почтительно осведомился он, указав на Надьку с Маметкулом.

– Царевич Маметкул с женою да телохранителем.