– Ну вот, а я что говорил, – развел руками есаул. – Стало быть, в станицу возвращаться ты не собираешься? И где ж тебя теперь искать, в кремле или в имении Новосильцевском?
– Не знаю, я свой путь еще не выбрал, – задумчиво промолвил Ванька.
Уже в посаде Княжич заприметил перемену, произошедшую с обитателями столицы русской державы. Увидав его отряд, московский люд не стал, как прежде, прятаться по подворотням, а с явным интересом принялся разглядывать разодетую, словно заморская царица, Надьку.
– Ишь, осмелели, раньше нос из-за ворот боялись высунуть. Видать, под старость подобрел Иван Васильевич, – сказал он ехавшей по правую руку от него подруге юности.
– А может, царь взаправду помер, – ответила та.
– С чего ты так решила? – не на шутку встревожился Иван.
– Да я от баб в дороге слышала, что царь ваш помер. – Чего ж мне не сказала?
– Мало ли, что болтают. Надо толком все узнать. Есть у тебя в Москве друзья надежные?
Как ни странно, но известие о смерти государя Грозного вовсе не обрадовало Ваньку.
– Все надежные на Дон ушли или в Сибири остались, – с досадою промолвил он, направляя своего коня к знакомому кабаку. Кроме как к пройдохе Тишке, более обратиться было не к кому.
Тихон встретил Княжича с распростертыми объятиями.
– Здравствуй, атаман. Ты один иль вместе с князем ко мне пожаловал?
Обниматься с ним Иван не стал, но руку подал.
– И ты, хозяин, будь здоров. Приюти моих людей, – кивнул он на Надьку с Маметкулом да нескольких стрельцов во главе с десятником Федором. Остальные вместе с Глуховым разбрелись по своим домам, как только въехали в Москву. – Мне ж отдельный угол предоставь, хочу один побыть, там обо всем и побеседуем. Полагаю, нам обоим есть о чем друг другу рассказать.
– Тогда ступай, как в прошлый раз, в светелку моей бабы, она опять к родне уехала, а о друзьях не беспокойся, – ответил Тихон, шаловливо подмигнув при этом Надьке. – Кого-кого, а уж красавиц князь обучил меня достойно принимать.
Войдя в уютную опочивальню, Иван разулся и сразу же забрался на постель. Ему вдруг захотелось выпить, но не как Максиму – с бабами да шумною гульбой, а тихо, в одиночку, чтоб забыться и не думать ни о чем.
Не прошло и нескольких минут, как на пороге появился Тихон, судя по всему, пройдоха угадал желание Княжича, в обеих руках у него было по большому кувшину вина.
– Давай, что ль, выпьем ради встречи, – предложил он, присаживаясь рядом с гостем.
– Давай, – охотно согласился атаман. – А заодно Кольцо помянем.
– Значит, отгулялся князь, – растерянно промолвил Тишка, при этом в голосе его звучало искреннее сожаление.
– Уж скоро год, как погиб. Кстати, почему ты атамана князем называешь? – спросил Иван.
– Да потому, что князем он и был, самым настоящим, в стремянных ходил у государя Грозного.
– И как же побратим в казаки угодил?
– Уж коль из грязи в князи можно угодить, то из князей-то в грязь попасть намного проще, – усмехнулся Тихон. – Кольцо довольно близкою родней Филиппу Колычеву доводился, а когда меж патриархом и царем раздоры начались да начал Грозный-государь весь Колычевский род изничтожать, он за сестрою вслед в казаки и подался.
– А сестра-то тут при чем? – насторожился Ванька.
– То, атаман, особая история. Его сестрица старшая с любовником на Дон из дому отчего сбежала. Шибко осерчал тогда мой благодетель, на кабак-то князь мне денег дал, грозился даже порешить прелюбодеев, однако когда жареным запахло, сам примеру их последовал.
Княжич уже понял, о ком Тишка ведет речь, аж побледнев, он строго приказал:
– Ступай к себе, устал я очень, спать хочу.
Повторяться не пришлось, понятливо кивнув, Тихон тотчас же покорно удалился.
– Стало быть, Кольцо мне дядькой был. И самому давно уж можно было догадаться, что мы с Иваном кровная родня. С чего б разбойный атаман с чужим мальцом брататься стал да опекать его, – подумал Княжич и, тяжело вздохнув, принялся опустошать Тишкины кувшины.
Пил Иван три дня подряд без продыху. В хмельном бреду ему являлись одни лишь милые сердцу покойники: мама, отец, Еленка, Кольцо с Герасимом и даже Разгуляй с Лихарем, Никитой, Чубом и Игнатом. На третий день загула его лихую голову начали одолевать худые мысли.
– Видать, к себе меня зовут, а может взять да окочуриться от зелья в этом распроклятом кабаке.
Вернула к жизни удалого казака подруга юности. Войдя в светелку, Надия уставилась на Ваньку гневным взором и строго вопросила:
– И долго это продолжаться будет? Ты мне что, поганец, обещал, за царевича похлопотать, а сам в загул ударился.
Княжич было попытался ее выгнать:
– Да пошла ты к черту со своим татарином, не до него мне нынче, аль не видишь, я душой хвораю. Покличь-ка лучше Тихона, пускай еще вина принесет.
Но не тут-то было. Состроив Ваньке кукиш, Надька заорала:
– Шиш тебе, а не вина. Давай вставай да отправляйся в кремль.
По опыту былой совместной жизни Княжич знал – спорить с Надией нет смысла. Сев в постели, он потянулся за своей изрядно поистрепанной одеждой, но подруга юности сварливо заявила: