– Тут, парень, от человека все зависит. Что греха таить, бывало, и у нас злыдни выбивались в атаманы, да недолго властвовали, тот же Ванька их и сверг. А Княжич с богом в сердце живет, все раздоры-споры по совести решает. Первым в бой идет, последним из него выходит, и всегда с победою.
– Так уж и всегда, – усомнился Максим Яковлевич.
– Всегда, – строго ответил дед.
Несколько минут шли молча. Чуя, что своим неверием в непогрешимость атамана он обидел старика, Строганов заговорил об ином.
– А с бабами как поступите?
– Как обычно, откормим малость да по домам спровадим. Ну, а тем, которые остаться захотят, мужей найдем, за этим дело не станет. Женки на Дону в цене.
– И что, бывает, остаются? – снова не поверил купец.
– У нас по-всякому бывает, на то мы и казаки, – с достоинством изрек Апостол Петр и, указав единственной рукой на блеснувшие впереди огни, радостно добавил: – Ну, вот мы и пришли, сейчас гульнем на славу.
Пройдя еще десятка три шагов, они остановились у распахнутых ворот усадьбы, весьма похожей на те, в каких живут на Московии дворяне-однодворцы. Из окон дома лился яркий свет, и доносились хмельные голоса. Заметив, как стушевались его спутники при виде атаманского жилища, и впрямь похожего на разбойничий вертеп, Апостол ободряюще сказал:
– Не бойтесь, Иван гостям не сделает худого. Напоит, накормит да на ночлег определит. В крайнем случае, если хари ваши ему шибко не понравятся, на конюшню спать отправит.
Переступив порог, Строганов увидел сидящих за столом станичников. По обилию посуды на столе и пустующим скамейкам он догадался – большинство гостей уже ушли, остались лишь избранные. Дорогая одежда, украшенное золотом с каменьями оружие припозднившихся гулеванов красноречиво свидетельствовали о том, что это не простые казаки, а старшины. Скромней всех выглядел обосновавшийся в красном углу, под образами, парень лет двадцати с небольшим. В белой, шелковой рубашке, с таким же белым, без единой кровиночки лицом, молодой казак явно выделялся среди своих собратьев. Шея его была повязана окровавленной тряпицей, и разобрать, с чего он такой бледный – с перепою или от пролитой крови, не представлялось возможным.
Сам не зная почему, Строганов решил: «А ведь это и есть тот самый Ванька Княжич, про которого Кольцо мне сказывал», – и не ошибся.
Год назад по возвращении из Москвы первый есаул Хоперского полка был избран атаманом в родной станице. Не сказать, чтобы все этому возрадовались. Нашлись такие, которые кричали на казачьем круге:
– Окститесь, братцы. Да он нас с потрохами царю продаст. Глазом не успеете моргнуть, как в стрельцах окажитесь. У него ить как – караваны купецкие грабить не моги, ногайцев с крымцами без государева указа не трогай, а чем хлеб насущный станем добывать? Поневоле в царево войско наймешься.
И все же выбрали Ивана. Отчасти за заслуги пред казачьим братством, а отчасти потому, что выбирать особо стало не из кого. Чуб погиб, Кольцо да Пан с Барбошей к Ермаку ушли, из Безродного песок от старости сыплется. Не поставишь же над собою кого-то из старшин, ничем не отличившихся, это значит себя не уважать.
– Ну все, теперь хлебнем дерьма, – ворчали недовольные, покидая майдан. То были в основном приспешники Рябого и бывшие дружки Захара Бешеного, испугавшиеся Ванькиной мести. Однако опасения их не оправдались.
Оказавшись у власти, Иван повел дела по справедливости, не делая различий меж дорогими сердцу хоперцами и прежними врагами, а Лукашка Лиходей да Максимка Бешеный сделались его ближайшими сподвижниками наравне с Лунем и Разгуляем.
Преданный державе русской, но не ее правителям, Княжич, побывав в Москве, окончательно утратил веру в святость царской власти. На гулянке по случаю своего избрания в атаманы он так и заявил:
– Грозный-государь нам не указ. Пускай в Москве вначале наведет порядок, потом на Дон суется. Мы же будем не за страх, а как совесть повелит, служить отечеству и вере.
А послужить пришлось. Снова в Диком Поле появились татарские чамбулы. Почуяв слабость обескровленной войной Московии, крымцы вновь пошли в набеги на порубежные русские селения. Княжич первым понял – это лишь цветочки.
– Надо воронье поганое окоротить, не то быстро обнаглеют и всей ордой навалятся. Тогда не только московитам, но и нам несладко придется, – сказал он казакам.
День и ночь мотались по степи высланные Иваном дозоры. Напав на след грабителей, они слали к атаману гонца, и тот вел своих станичников в бой. Шли с охотой все, включая бывших недругов. Стычки с татарвой давали немалую прибыль, особенно когда поганых удавалось перехватить на обратном пути – не вернешь же их добычу побитым хозяевам.
За день до прибытия в станицу Строганова к Княжичу явился Лунь.
– Иван, лазутчики ордынцев отыскали, – сообщил Андрюха.
– На Русь идут, или обратно, в Крым?
– К себе, паскуды, пробираются. Правда, проку с них мало поимеем. Без обоза, налегке возвращаются, с одними пленницами.