Проклятый (СИ)

Молодой монах, скрытый с ног до головы хламидой священника стоял в дверях, лицо закрыто капюшоном. Светильники даже не разгоняли мрак, а сквозняк пригибал и без того еле тлеющие язычки и он силился понять, есть ли кто-нибудь в комнате.

Скрипящий голос, похожий на звуки пыточного колеса велел: - Закрой дверь, Димитрий.

Мужчина вздрогнул, он не любил того, кому принадлежал этот голос. Встреча с его обладателем не обещала ничего хорошего, а после того, как Димитрий отказался участвовать в нападении на деревеньку волхвов, можно было ожидать чего угодно. Старый шрам на груди, оставленный турецкой саблей, заныл, ребра срослись, но побаливали, когда он нервничал. Поглубже вздохнув, чтобы успокоиться, придать голосу смирение и покорность, вошёл, притворив за собой дверь.

- Слушаюсь, отец-настоятель.

- Сядь, Димитрий, дело серьёзное. – старик засветил свечу на столе. Капюшон до половины закрывает лицо, видны лишь жестко очерченные губы, да сморщенные руки, перебирающие чётки, выглядывают из рукавов. На среднем пальце правой руки сверкает перстень тончайшей работы: змея обвивает палец, кончик хвоста завивается кольцами, на них покоится голова, от неё начинается раскрытый капюшон. Рубиновые глаза смотрят прямо вперёд, в распахнутой пасти поблёскивают алмазные клыки. Димитрий видел этих гадин под стенами Иерусалима во время искупительного паломничества, там их называли кобрами. Так этот перстень словно только что вышел из песков святой земли, чуть шевельнись – бросится.

- Ты отказался выполнить веление господа нашего.

- Но эта деревня была беззащитна! А я, хоть и бывший воин, но не убийца!

- Не перебивай! Эта деревня нам вообще не мешала, но там жил человек, который мешал нашему господину.

- Убили бы его одного и дело с концом.

- Ты хоть представляёшь, о чём говоришь?! Господь сказал, что он непобедим в лесу, а выманить его невозможно. Он велел отвлечь и измываться над его женщиной.

- Зачем?

- Его слабость, по расчётам он должен покончить с собой, либо всю оставшуюся жизнь быть полоумным, ухаживать за женой.

- Слишком жестоко, мы и так уничтожаем их культуру и наследие предков. Чем он-то помешал?

- Тем, что живёт! – рассвирепел старик. – Ты смеешь настаивать на том, что господь не прав?! Ты будешь наказан, я отлучаю тебя от сана! В казематы его! – старик хлопнул в ладоши, звук получился густым, мощным, ровно тараном врезали в ворота. Глаза змеи на перстне вспыхнули огнём. Устрашённый Димитрий попятился, но чьи-то руки схватили его, в голове вспыхнули мириады звёзд. Больше он ничего не помнил.

Факела, меняемые каждый час, освещали внутренний дворик монастыря. Отсветы играли на бревенчатых стенах жилья для монахов, в небольшом отдалении вгрызся в землю домик отца настоятеля, а совсем под стеной заложен фундамент, каменная кладка возвышается уже в рост человека. Там будет часовня, новое жильё для главы монастыря и верхушки монашеского братства. Всё окружено частоколом из сосновых стволов, ещё пахнущих лесом. Площадка, укреплённая с внутренней стороны стен, позволяет охране стоять, обстреливая нападающих, и не боятся ответных стрел – заострённые концы брёвен образуют подобие бойниц.

Братья-охранники неспешно ходят поверху, все бывшие охотники с метким глазом и верной рукой. В руках покачиваются арбалеты. Дорогие механические луки уже не раз оправдали свою стоимость: местное быдло пыталось разрушить монастырь, не желая принимать истинной веры, даже огненные стрелы метали, но короткие толстые стрелы арбалетов отгоняли всех на расстояние, с которого не достанет самый мощный лук. А несколько наиболее смелых навсегда остались лежать под монастырскими стенами. Там всё ещё видны холмики. Отец настоятель, проявляя милосердие, отпустил нечестивым язычникам все их грехи, даже прочитал заупокойную над их могилам. Стражам позволялось вместо рясы носить штаны и кожаную куртку, удобные для стрельбы.

Братья-охранники, обходящие стены, встретились, остановились, глядя друг на друга.

- Ну, что, брат Василий, не слышно этих смердов?

- Не слышно, Брат Константин. – охранники захохотали. Это пусть монахи думают, что привлекли их своими проповедями. Болваны! Они даже не представляют, насколько умелая стража у Владимира. Пока было приказано защищать монастырь, но, лишь придёт приказ, сбросят эти балахоны, что постыдилась бы надеть и женщина, облачатся в сверкающие панцири и вернуться в дружину князя огнём и мечом укреплять его власть.

- Ну, что брат, откроем секрет?

- Открывай, брат. – они двинулись к дальнему углу, аккурат за стройкой. Внизу груды камня, досок, грязь и вонь, а здесь, о Апия – мать сыра-земля! – кувшин с узким горлом и самой драгоценной жидкостью мира – вином из самого Цареграда. Дурные монахи используют его в своих тупых ритуалах.

- Причастимся, брат?

- Причастимся, ещё как причастимся! – захохотал второй, срывая опечатанную воском крышку. Он припал к горлышку и начал жадно пить, поднимая донышко всё выше. Названный Константином отвернулся, чтобы не видеть такого блаженства. Сейчас он заберёт кувшин, и уже Василий будет лопаться от зависти.