Проклятый (СИ)

Ворон не возражал, прыгнул в реку, с наслаждением окатив стоящего на мелководье оборотня брызгами, радостно заржал. Бэр мстительно взвесил скребницу в руке, хищно рыкнул и прыгнул на коня, изображая волка. Ворон только фыркнул и не стал терпеть такого веса, едва оборотень коснулся ногами его спины, просто упал в реку, из-за чего будущий бог позорно окунулся, скрывшись с головой. Они дурачились, пока венец Ярилы не скрылся окончательно, а на небе не зажглась последняя звезда. Но и тогда, сидевшие недалеко от воды Димитрий и Иешуа, слышали смех, фырканье и плеск воды.

Костер успел прогореть три раза, а Бэр всё ещё дурачился. Стреноженные кони паслись неподалёку, на огромной куче углей жарились куски вяленого мяса, захваченные из Новгорода и сохранившиеся лишь потому, что Бэр постоянно что-нибудь подстреливал и до запасов дело не доходило. Сегодня тоже была свежая дичь – пара куропаток, но дело в том, что они «были», только что Иешуа закончил обсасывать последнее крылышко, а Бэр зело злой, когда голодный и Димитрий решил приготовить что-нибудь из запасов.

Наконец в круге света появился оборотень, мокрый, измученный, жалкий, но довольный донельзя. Димитрий даже присвистнул, Бэр, казалось помолодел лет на десять, сейчас перед ним и Иешуа стоял мальчишка лет шестнадцати, хоть и с седыми волосами. Недобрый прищур, из-за которого казалось, будто оборотень постоянно целится, пропал, глаза стали больше раза в два, лицо изменилось, появилось удивительное выражение невинности, казавшееся кощунственным, особенно если знать что недавно этот человек с удовольствием убил четверых закаленных воинов, а до этого – лишь боги знают скольких ещё. Прелюбодей не соблазнил стольких, скольких он лишил жизни, но сейчас перед Димитрием стоял чистый и невинный ребёнок, казавшийся, не смотря на размеры мышц, совершенно неопасным.

- Бэр, что с тобой? – не удержался бывший монах от вопроса и пожалел об этом: чудо-ребёнок исчез. На его месте вновь появился Бэр, тот самый убийца-Бэр, хищный, голодный и опасный. Глаза стали прежними: вызывающе-наглыми, цепкими, лицо снова стало похоже на волчью морду.

- А где ужин? – проревел уставший оборотень. – Мне что же, придётся довольствоваться этими жалкими ломтиками? – он брезгливо подцепил кусок мяса, обнюхал и проглотил не разжёвывая.

- Эх, Димитрий, Димитрий, если мяса мало, нужно варить похлёбку! – Бэр наставительно ткнул пальцем в небо. – Запомни! А то следующий раз сам вяленое харчевать будешь! Всё, спим!

- А кто на страже? – спросил Иешуа. – Охранять кто будет?

- Сама смерть! – усмехнулся оборотень, но по тону было ясно, что он не шутит.

Бэр и Димитрий немного поворочались, умащиваясь, и скоро по степи разнёсся раскатистый храп. Иешуа пока спать не стал, он всё смотрел на Бэра и пытался угадать в жёстком лице хоть что-то, выдававшее ребёнка, но никак не мог разгадать, как этот воин мог стать таким. Димитрия слепил огонь костра, и он не видел того, что видел паломник. А видел Иешуа то что ему очень не понравилось: чистый небесный свет шел от Бэра, всего мгновение, пока Димитрий не задал свой вопрос, но шёл, затем, на миг, сменился могильной чернотой и появился обычный человек, Но Иешуа запомнил, запомнил и испугался, потому как сочетание святости и тьмы невозможно, порока – да, тьмы – нет. Многие святые в начале жизни жили во грехе и пороке, но очистились. Бэру же очищаться не нужно, если в нём царит тьма, то порок никогда не прельщал его, но тогда откуда свет? Самое странное и чудовищное – то, что зло и грех несовместимы, не может сторонник тьмы быть грешником, в отличие от праведника. Мрак не позволяет своим слугам распылять силы на низкие утехи. Продолжая мыслить и внося поправки в свою идею, Иешуа не заметил как уснул.

Бэр сидел под деревом и смотрел в черноту ночи, рядом легко светились силуэты Димитрия и Иешуа. Оборотень спал и знал что спит, но его душа сейчас находилась в мире духов. Скоро должна была прийти Смерть, она всегда приходит когда ему плохо или хорошо и он хочет поделиться радостью. Но сейчас было плохо, годовщина смерти братьев давала о себе знать.

Мягкие шаги, мимолётное прикосновение тонких пальчиков – богиня любви и смерти явилась на тихий зов. Губы коснулись губ – всё, что они могут себе позволить, пока, он ещё жив, она – нет.

- Ты рад, любимый?

- Да, мне было тяжко без Ворона, да и он, похоже, соскучился. Но всё равно сейчас тяжело.

- Ты ничего не мог поделать, такова их судьба.

- Умереть, чтобы возвысить меня?

- И возвыситься самим. Их кровь живёт в тебе, сражается вместе с тобой, поддерживает, когда тебе трудно. Они становятся богами вместе с тобой.

- Они в вирии?

Девушка замялась, богиня не умела скрывать чувств, тысячелетия общения с душами умерших не могли её этому научить. На её лице отразились все сомнения, всё нежелание говорить правду, но солгать принцу она не посмела.

- Нет. Из вирия они не смогли бы хранить тебя. Их души остались на земле.