Читаем Прокобата полностью

Пета глава

Из дневника на доктор Алфорд, личен лекар на херцог Заморна

1 юли

Тази сутрин, докато закусвах, влезе прислужник с бележка, донесена, по думите му, от лакей на херцогиня Заморна. Бе написана с личния, строен, жасминен почерк на нейна светлост, и гласеше следното:

Скъпи докторе,

Елате при мен колкото може по-скоро. Почти обезумявам. Господарят ми, надежда на тъй много сърца, е, боя се, в безнадеждно състояние. Боледува вече три дни, но досега не ми позволяваше да потърся лекарска помощ. Какво да правя? Почти не осъзнавам какво ви пиша. Той е в делириум, струва ми се, дори едва ли не се надявам, защото почти не понася да се доближавам до него. За Бога, докторе, оставете всичките си останали ангажименти и елате незабавно.

Искрено ваша М. Х. Уелзли

Знаех, разбира се, че незабавно трябва да се подчиня на този зов. Без да се бавя нито миг, наредих да докарат каретата ми и се отправих към Уелзли Хаус. Новината не бе дотам неочаквана, понеже през последните ден-два официалните издания публикуваха кратки съобщения, разкриващи, че херцогът се е завърнал от Адрианополис в много разклатено здравословно състояние, а в града се ширеха слухове за мистериозния характер на заболяването му.

Още с пристигането си бях въведен в разкошен салон за закуска, където заварих херцогинята. На масата бяха сервирани всевъзможни принадлежности за кафе и тъй нататък, ала стояха очевидно непокътнати. Тя изглеждаше бледа, повехнала и измъчена в крайна степен. Да не бяха типичните й за рода Пърси деликатни черти, излъчващи тъй неувяхваща младост, сякаш ни болест, ни мъка е в състояние да ги лиши от красотата им, едва ли щях да я позная. По страните й не бе останала и капка кармин. Бяха съвсем бледи, ала в същото време изящно красиви, а благите й лешникови очи грееха с уморена тъга, която би изтръгнала сълзи и от камък. Да, рекох си, младият херцог безсъмнено е болен, щом не може да понесе същество, тъй красиво, да се доближи до него.

— О, докторе — бяха първите й думи, — така се радвам да ви видя! Но се страхувам, че дори вашата вещина няма да помогне! Не е обикновена болест тази, дето тъй смаза силите на господаря ми и го повали на легло. Сам той заявява, че може да го изцери само ръката, която го е поразила, а коя е тази ръка, знаят еднички небето и херцогът — но не и аз.

— Успокойте се, милейди — рекох, понеже бе силно обезпокоена. — Вие, боя се, се нуждаете от помощта ми сякаш не по-малко от херцога. В тревогата си преувеличавате опасността. Смея да се закълна, че едва ли ще го намеря тъй болен, както си представяте.

— Докторе — сериозно отвърна тя, — не говорете така. Той е в странна предсмъртна треска, за каквато досега не бях чувала. Оплаква се, че кръвта му пламти в жилите, а кожата му е студена като лед. И какви гримаси, какви трескави погледи и мимолетни зловещи облаци от чувства преминават час по час по лицето му! О, само да го видите, и вие ще се разтреперите като мен! И сякаш ме ненавижда, докторе, презира ме, ала понякога успява да надмогне отвращението си. Да, тъкмо туй е причината да съм тъй угнетена. Но аз заслужавам всичко това! Защото, докторе, ако умре, аз ще съм била… неговата убийца.

Изричайки тази дума, изстена и оброни чело на дланта си. Не знаех какво да си мисля. Сякаш тя се нуждаеше от моята намеса, независимо какво бе състоянието на царствения й съпруг. Думата, която употреби, издаваше пълно умопомрачение. Замолих я да се успокои и й предложих глътка кафе за ободряване.

Тя отблъсна чашата и с доста налудничав поглед ми заобяснява:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»
Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»

«Русский парижанин» Федор Васильевич Каржавин (1745–1812), нелегально вывезенный 7-летним ребенком во Францию, и знаменитый зодчий Василий Иванович Баженов (1737/8–1799) познакомились в Париже, куда осенью 1760 года талантливый пенсионер петербургской Академии художеств прибыл для совершенствования своего мастерства. Возникшую между ними дружбу скрепило совместное плавание летом 1765 года на корабле из Гавра в Санкт-Петербург. С 1769 по 1773 год Каржавин служил в должности архитекторского помощника под началом Баженова, возглавлявшего реконструкцию древнего Московского кремля. «Должность ево и знание не в чертежах и не в рисунке, — представлял Баженов своего парижского приятеля в Экспедиции Кремлевского строения, — но, именно, в разсуждениях о математических тягостях, в физике, в переводе с латинского, с французского и еллино-греческого языка авторских сочинений о величавых пропорциях Архитектуры». В этих знаниях крайне нуждалась архитекторская школа, созданная при Модельном доме в Кремле.Альбом «Виды старого Парижа», задуманный Каржавиным как пособие «для изъяснения, откуда произошла красивая Архитектура», много позже стал чем-то вроде дневника наблюдений за событиями в революционном Париже. В книге Галины Космолинской его первую полную публикацию предваряет исследование, в котором автор знакомит читателя с парижской биографией Каржавина, историей создания альбома и анализирует его содержание.Галина Космолинская — историк, старший научный сотрудник ИВИ РАН.

Галина Александровна Космолинская , Галина Космолинская

Искусство и Дизайн / Проза / Современная проза