– Поймаем мы их, Света, – тихо проговорил. – Вот увидишь. Есть соображения. Сейчас сразу же иду к начальнику.
Проговорил и вышел, ничего не сказав о планах на будущее. Оперативники продолжали оставаться на местах. Мелочь в виде заявлений о незначительных преступлениях, которая накопилась в столах, никого не интересовала. Поймать бы действительно тех, кто Светланкиного капитана угрохал, тогда и за мелкоту приняться можно.
Сидели еще примерно час, излагая версию за версией. И как ни вертели, к одному все так и сходилось – вывернется Тамара Борисовна, потому что серьезно зацепиться опять не за что, кроме препарата Тавазепам. В крови у сторожа обнаружили. Оттого сторож и валялся до утра в своей будке. Могли и самого поджечь, да не смогли, потому что бетон кругом. Да и заперто изнутри оказалось. Так что, как ни верти, а еще один труп может со временем образоваться.
– Предупредить бы… – проговорил Драница.
– О чем это ты, Петр Данилович?
– Сесть вместо него, допустим, в будку и сидеть, пока те не придут… – бормотал тот. – Потом пушку в кадык, лапы в браслеты… Сейчас… Возвратится наш шеф – ему и озвучим.
Но прошло еще полчаса, а Лушников не возвращался. Драница сбегал к нему в кабинет, и никого там не нашел, кроме запертой и опечатанной двери.
– Вот это номера, – проговорил, возвращаясь в Овальный кабинет. – Опять его нет на месте, а кабинет опечатан. Может, опять его повязали? И мы еще о чем-то думаем!.. Когда товарищей из-под носа воруют…
Стоит посреди кабинета, ноги циркулем, и словно в театре декламирует. «Свободу Анжеле Девис!..»
Дверь распахнулась. Начальник РОВД собственной персоной.
– А что здесь все сидите? Делать, что ли, нечего?…
Глазами дергает по углам. Словно бы потерял кого-то.
Странно оперативникам сделалось. Был у них непосредственный шеф и куда-то пропал. Высказали новость начальнику. Ждут, что тот удивится. Но тот словно бы не слышит. Развернулся опять к двери и у порога вдруг остановился.
– Начальник, говорите? Лушников, что ли? Так я его в командировку послал – некого больше… А вы отправляйтесь. Один на хозяйстве – остальные в поле. Здесь ничего не высидите. Вперед и с песней. Песня «В путь»…
И вышел, ни слова не сказав о существе командировки. Разве же станешь самого Гнедого расспрашивать? Станет он говорить!
– Послушайте все сюда! – проговорила Казанцева. – «Мозаика» пишет. Объявление! Хотим создать собственную патронажную службу. «Небесные дали»…
Оперативники умолкли.
– Видали, как развернулись. Не стоят на месте, как некоторые… – Глаза у Казанцевой заблестели. – Развиваются. Выходит, что средства у них имеются…
– Так старухи же подыхают, – хмуро подсказал Порошин. – Потому и развиваются… Для того и структуру свою создают, чтобы на поток дело поставить.
Ему как обычно не верили. Слишком грубое предположение. Ничем не подтвержденное. Могут пальцем покрутить у виска в прокуратуре.
Глава 21
Гноевых не хотел с ней разговаривать. Понятное дело, что крокодиловы слезы льет. Прямо утопает вся в воде. Глотает слезы и давиться. И все для того, чтобы поверили Тамаре Борисовне. Она ведь всю душу вкладывала в любимое дело, и вдруг ей указали на дверь. Где же в таком случае справедливость? Нет ее в жизни, а она так надеялась…
– Борис Валентинович, неужели же ничего нельзя больше сделать? – канючит она. – У меня же опыт. Сегодня же подам заявление и рассчитаюсь из этой частной поликлиники – только бы вы меня взяли к себе. Я человек надежный. Справлюсь.
Кандидат медицинских наук оказался неумолим. Извините, было время, теперь на предприятии другие планы. Собственная патронажная служба.
– А вам, – тихо вздохнул, – мы больше не можем доверять. Вы не оправдали надежд, клиента упустили. Мало того, у меня такое впечатление, что вы ходили по лезвию ножа.
– Как то есть по лезвию? – не поняла Филькина.
– Вы склонны к риску и незаконным действиям, – разъяснил ей директор. – Поэтому нам лучше расстаться.
Вот оно как. Просто и незатейливо. А ведь когда-то Тамара была нужна, чтобы бегать задрав хвост по клиентам.
Она с трудом выбралась из глубокого кресла. Кажется, привела все аргументы, согласно которым ее должны были бы оставить на предприятии. Однако шеф привел ей свои. То похороны малопонятной родни, то манипуляции с лекарствами, то судебные тяжбы с полицейскими работниками. Это предприятию ни к чему. Лучше расстаться.
Тамара Борисовна молча распрямилась, прожигая директора тяжелым взглядом, – отольются Бореньке женские слезы. Бегала по району как угорелая кошка, и теперь ее же за ворота.
Кровь ударила в голову – веревки вить из себя не позволит.
– Хорошо тогда, – проговорила многообещающе и сузила глаза. – Тогда я пошла.
Вскинула голову и вышла, словно грациозная лань. И не лань даже. Угнетенная невинность. Душу вкладывала в дело, однако не оценили – на дверь указали.