Прокурорская крыша

На лестничной площадке остановилась, ловя себя за левую грудь. Слов нет никаких, чтобы описать этот смрад в квартире. Быстро, однако, рехнулся дед. Прямо на глазах гаснет у него психика. А еще через какое-то время станет этот тип похожим на ребенка. Перестанет реагировать на время суток. Ведь перестал же убирать в квартире. И, что характерно, ничего поделать никто не сможет. Старость. Выход один, и он лишь под крышкой гроба. Ничего, кстати, странного: все там будем. Кому ни скажи, каждый с этим соглашается, так что не надо лохматить бабушку.

Людмила Николаевна спустилась по широким мраморным ступеням в просторный вестибюль и вышла на улицу, чуть не столкнувшись с какой-то дамой. Тощая, с накрашенными подглазьями, лезет напролом в подъезд. Где-то Людмила ее видела, но где – не припомнит. На лавочке бродяга сидит. Бородатый, косматый. Неопределенного возраста. Нигде от них спасу нет.

Бачкова вырулила к тротуару, села в машину и громко хлопнула дверью.

– Вези меня, Анатолий Семенович, к другому объекту. Ох! Сил моих больше нет!..

Решетилов включил передачу и пошел потихоньку с одного переулка к другому. Адвокат с некоторых пор стал подрабатывать в фирме водителем. Юридические услуги его почему-то вдруг стали невостребованными. Чувствуется, кто-то стремится подмять его под себя. Конкуренты. Да он и сам не хочет больше скакать с процесса на процесс. Лучше уж с этой фирмой работать. Юрист-водитель – это даже интересно.

– Не понял, – сказал, едва слушая, Решетилов.

– Это надо видеть, говорю!.. Гадючник в квартире устроил!.. И еще говорит, чтобы мы у него убирались…

– Так мы же убираемся. Раз в месяц выгребаем лопатами – пусть говорит спасибо. Зато никто потом не скажет, что мы работаем с нормальными людьми…

Бачкова согласилась с его доводами:

– Нас самих после этого назовут ненормальными. У меня такое впечатление, что он гадит теперь по углам. Забудет про унитаз и навалит где-нибудь. Разве же за ним уследишь!..

Она замолчала. Поправила волосы и отвернулась к окну.

Следующей оказалась старуха лет восьмидесяти. Та забывала, как ее зовут. Раньше помнила, теперь забыла. О детях тоже ничего абсолютно не помнит. Идеальная мишень для мошенников в области недвижимости. Однако поговорить до сих пор любит.

– Здравствуйте, проходите, – говорит она вежливо. – Присаживайтесь. Но что-то я вас не помню. В прошлый раз была другая. Худенькая такая. Тамара Борисовна, кажись, зовут.

– Это же когда было! – Бачкова смотрит на нее, разинув рот. – Целый месяц прошел, как вас другие обслуживают…

– Ах, да! Вы совершенно правы, – быстро та соглашается. – Простите, пожалуйста, старушку. А как вас зовут?…

«Да какая тебе разница, рухлядь ты старая. В субботу сто лет, а все туда же, в знакомые метишь…» – чуть не вырывалось у Бачковой. Смотрит на клиентку снисходительно и называет свое имя и отчество. Потом протягивает бумажку, где компьютерным принтером выбито: «Бачкова Людмила Николаевна».

– Это не тот ли Бачков, который…

– Не тот и не другой, – прерывает поток Бачкова. – И не третий. Нас здесь вообще никогда не жило.

Старуха между тем, оказывается, живет здесь уже не в одном поколении. И прадеды жили на этих территориях, и деды, и внуки. Да только в разных местах все теперь. Кто там, а кто и не там. Трудно сказать, конкретно где, учитывая, что старуха всю жизнь учительствовала. Оттого и память плоха. От беспрестанного напряжения коры головных полушарий. Плоскостопие извилин теперь у нее.

Бабушка отошла от двери и села на диванчик в просторной прихожей. Мужа у нее тоже теперь нет. Одна. Кто и где живет, один бог знает.

Бачкова еще раз для верности потянула ноздрями воздух. Уловила отдаленный запах старушечьего жилища – выходит, что хозяйка квартиру проветривать пока что не забывает. Эта еще поживет, потреплет нервы в свое удовольствие.

– Таблетки у вас не закончились? – запела о своем Бачкова. – Употребляете? Регулярность для вас должна быть на первом месте. Не забываете, пожалуйста.

– Что ты, милочка, – проблеяла старушка. – Уж это-то я не забуду… Мне телевизор заменить бы, потому что тот, который вы мне привезли, не идет. Кинескоп весь черный, как это… у негра задняя часть. Как, впрочем, и передняя…

Хозяйка хихикнула.

– Где мои семнадцать лет? – Неожиданно спросила. И тут же ответила: – Убей, не помню…

Она откинулась на спинку дивана и принялась разглядывать пальцы. Потом проговорила:

– Вот, опять позабыла. Как зовут вас, позабыла. А ведь только что помнила. Наполеона помню. Гитлера тоже. Шикельгрубером звали. Сталина помню, а вас нет. Бычкова, что ли…

Людмила Николаевна поправила. Вынула из дамской сумочки таблетки и поставила перед старухой на стол.

– Пустую принесите мне!

– Так она же еще не закончилась…

– Не важно. Несите. Мы сейчас в эту остатки пересыплем. Мне для отчета требуется.

Хозяйка повиновалась. Принесла с кухни пластиковую баночку и протянула «начальнице».

Та быстро пересыпала остатки таблеток в новую, убрала пустую емкость в сумку и поднялась, взглянув на часы.

– Засиделась я у вас. А меня ведь еще ждут несколько человек.