Прокурорская крыша

Поправила прическу – и за дверь. Только ее и видели. Одинокий человек вновь остался один. Но что может поделать Бачкова, если не она придумала такую жизнь. Кто-то другой виноват, что существует подобная несправедливость. Один родится, растет и становится под конец матерым. Второй на глазах дряхлеет и превращается в немощного старика, за которым нужен уход. В старину эту функцию выполняли дети. Теперь дети все больше ускользают от своих прямых обязанностей. Вот и появляются на белом свете бабы Глашы, деды Шуры и прочие другие…

Бачкова машинально взглянула вдоль улицы и ничего не отметила про себя, кроме двух одиноких лиц разного пола. Ходят и заглядывают по мусорным бакам. Бутылки ищут, скорее всего, а ведь тоже когда-то имели недвижимость. Теперь они могли бы рассчитывать на помощь благотворительной организации под названием «Небесные дали».

Решетилов покорно ждал. Куда мадам пожелает ехать?

Мадам желала в офис. Устала. Надо отчитаться перед директором. Нашел тоже девочку. Вместо медицинской сестры с некоторых пор эксплуатирует.

Приехали в ЦГБ, обогнули вокруг громадного пристроя из красного кирпича и у бетонных ступенек остановились. Прибыли. На табличке золотистыми буквами выведено: ООО «Небесные дали». Гноевых лично название придумал. Под тонким руководством адвоката Решетилова А.С. Если скрупулезно подойти, станет понятным, кто на самом деле в организации директор. Другое дело, что разбираться некому. У Гноевых с Репетиловым все схвачено. До такой степени, что цепенеют скелеты у некоторых любопытных. Таких, например, как любопытные менты из Заволжского РОВД.

Решетилов выбрался из машины и пошел позади технического директора, буравя взглядом квадратную фигуру. Даже намека на талию не предвидится. Зато волосы сделала огненно-красными. Гноевых зовет ее не иначе, как красавица ты наша. Но сегодня вновь послал вместо медсестры. Проветриться. А Решетилова прикрепил к ней водителем. Следят друг за другом – это же так очевидно. Гноевых за технической директрисой, а та за ним. Один Решетилов за ними обоими. С дуру согласился тогда с Филькиной съездить в Крестовые Городищи. Под самый вечер приехали. Филькина – шельма оказалась баба! – взяла в руки сверток и подалась в сумерках к церкви.

Ушла и с концами. Тот час тянулся, словно сутки. Потом с колокольни раздались неясные хлопки. Затем одинокие выстрелы со стороны дач и торопливые очереди из автоматов Калашникова совсем рядом.

Анатолию Семеновичу сделалось так страшно, что остальное он помнил отрывисто. Торопливо ловил пальцами ключ зажигания и все не мог поймать. Потом давил на газ, колотясь на заросших кочках. Позже стало известно, что Филькину привезли в труповозке. Пришлось хоронить за счет предприятия. Со старого места работы помогли одними соболезнованиями. Недолюбливали Тамару на работе.

Гноевых сидел в кабинете. Кивнул лысиной и снова уставился в бумаги. Смотрит, кому из клиентов и сколько исполнилось, кому и как должны, щелкает калькулятором.

Потом поднял глаза:

– Съездили, рассказывайте…

Бачкова подобралась. Поправила через платье лямку лифчика и стала подробно излагать. Ситуация в пределах допустимого. Правда, тот, который ведет разгульный образ жизни, окончательно опустился. Короче говоря, есть опасение, что может загреметь в Карамзинскую психбольницу.

Гноевых внимательно слушал. Допустить, чтобы человек попал в лечебное учреждение, значит, подставить учреждение под очередной удар. А ведь оно существует для того, чтобы оказывать помощь бедным и одиноким. Другое дело, что этот старикан вовсе не бедный, хотя и одинокий. Пенсия у него раз в пять побольше будет, чем у некоторых социальных пенсионеров. Так что если начнут разбираться… То опять же ни к чему не придут. Потому что и военный пенсионер может рассчитывать на помощь по договору пожизненной ренты с иждивением. Об этом в Гражданском кодексе прямо написано.

Директор встал, подошел к двери и прикрыл ее плотно, лишив секретаршу любимого занятия – подслушивать служебные разговоры.

– Значит, опустился, говоришь, окончательно? А лекарства? Употребляет?

Он вернулся в кресло и продолжил говорить.

– Страшная вещь – старость. Здесь никто не может помочь. Все разговоры о достигнутом – чушь собачья. Это я вам как ученый-медик говорю. Нет пока что в природе лекарства от старости.

Решетилов с Бачковой слушали, переводя дух. Надоел. Умудрился защитить кандидатскую в области геронтологии и рад.

– Лучшее средство от перхоти, – продолжал директор, – это гильотина. Так, к сожалению, и в нашем случае. По-моему, спорить с этим бесполезно…

Решетилов с Бачковой опять согласились. Молча. Работодатель всегда прав. Тем более что у этого нового русского кругом все схвачено. Начиная от прокурора района и кончая председателем федерального районного суда Царапкиной Валентиной Петровной. Та пудрит мозги и тем и другим. И одинаково никого не боится. Нельзя в отношении судей вести оперативное наблюдение, вот она и старается изо всех сил, пока новый президент судейский иммунитет под самое некуда не обрезал.