Пролетье

Ростов встретил Малиновского старинными грязными домами, которые так и не привели в порядок после войны. Особенно убогими казались строения близ вокзала. Осадок после ночного кошмара всё ещё коптился в душе, быть может, потому город сразу произвёл на мужчину столь мрачное впечатление. Опустевшие глазницы окон напоминали глаза покойников, скрывающие на дне своём множество тайн бывших жильцов.

Какое-то время Данила как-то растерянно осматривал унылый городской пейзаж, стоя спиной к зданию вокзала. После чего поднял с земли чемодан, вздохнул, и отправился в сторону трамвайной остановки.

Люди сновали туда-сюда, спеша по своим делам. Все они выглядели злыми, недовольными и даже больными. За время своей прогулки Малиновский не заметил ни одного открытого и милого лица. От этого настроение его испортилось ещё пуще.

То и дело сверяясь с помятым листом карты, Данила добрался до остановки и смог с трудом втиснуться в третий трамвай. Поездка оказалась просто невыносимо ужасной. Его зажали со всех сторон, да и это было неудивительно, ведь салон заполнили люди, подобно шпротам в банке: ни вздохнуть, ни выдохнуть.

Во время одной из остановок его выбросило на улицу вместе с несколькими людьми благодаря здоровенному старику, пробирающемся на выход. В спину тому летела отборная ругань, а у Данилы не возникло желания снова пробираться в трамвай, потому он поднял чемодан, и поспешил ретироваться.

Пешком он добрался до нужного дома за двадцать минут. К тому времени стало душно, обещался пойти дождь.

Остановившись посреди запустелого разрушенного дворика, брюнет попытался взглядом найти окна своей квартиры. Точнее, квартиры своего ныне покойного деда. Второй этаж. Но окна могли выходить в другую сторону. Потому, поняв бездумность своего поступка, Даниил прошёл в холодный подъезд, температура воздуха в котором была намного ниже уличной.

Поднявшись на второй этаж, он достал из внутреннего кармана коричневого пиджака связку ключей, вставил самый старый и ржавый в замок, три раза повернул.

Стоило брюнету войти в квартиру, как деревянные половицы жалобно заскулили, застонали, подобно запертым душам умерших.

Малиновский осторожно захлопнул дверь и поставил чемодан на пол. В квартире стоял странный туман, который бывает в библиотеках от изобилия пыли и отсутствия свежего воздуха. Повернув голову направо, Данила увидел трюмо с большим почерневшим в некоторым местах зеркалом. Рядом стоял большой старый гардероб, покрытый царапинами.

Парень двинулся вглубь квартиры и стон половиц стал ещё громче. Прямо перед ним была дверь, ведущая, должно быть, в комнату. Коридор сворачивал налево, где располагалась кухня без двери. Из окна лился белёсый свет пасмурного дня, освещая всё пространство дома.

Туда-то Данила и направился. Слева располагались туалет с ванной, минуя их, он оказался на небольшой кухоньке. На столе лежала приоткрытая пачка сигарет, из которой выпала пара штук. Миски были составлены чистой стопкой возле мойки. На плите одиноко дремал старый чайник. Вся остальная утварь была попрятана в шкафчики. Бледно-сиреневые обои кое-где потёрлись, кое-где обрывались и выглядели откровенно убого.

Малиновский приблизился к окну, скользя взглядом по разрушенному дворику, в котором только недавно стоял. Даже качель не сохранилась, надо же.

Неожиданный громкий звук заставил его резко обернуться. Казалось, где-то упал увесистый предмет. Не теряя времени, парень бойко прошёл к двери комнаты, что находилась напротив входной, и распахнул её.

Тёмные шторы практически не позволяли свету проникнуть в помещение. Большая комната с несколькими шкафами и разбросанными вещами выглядела небрежно. Запах лекарств и ещё чего-то отвратительного вызывал тошноту.

Пройдя внутрь, Даниил огляделся в поисках источника звука, и практически сразу увидел его. Портрет в чёрной рамке упал на пол, стекло разбилось и сама рама накренилась. Пройдя к нему, парень поднял его и всмотрелся в изображение.

Это был его дед в относительной молодости. Рядом с ним стоял неизвестный человек, едва дотягивающийся ему до плеча. Лицо его скрывала странная уродливая маска, перепачканная чем-то тёмным. Два больших отверстия для глаз придавали незнакомцу жутковатый вид.

– Ну и ну, – усмехнулся Малиновский, собирая с пола осколки, а после откладывая на бежевую клеёнку стола их вместе с рамкой и фотографией.

Пройдя к окну, он раздёрнул шторы и откупорил шпингалет, пропуская в мрачное помещение свет и воздух. На улице было тихо и душно. Природа замерла в ожидании грозы, небо серело прямо на глазах.

Стянув пиджак, парень отбросил его в кресло, а после вытащил рубашку из ремня брюк, расстегнул несколько пуговиц, и стянул вещь через голову. Смял в ладонях и швырнул поверх пиджака. Ему становилось слишком жарко.

Нужно было вернуться в коридор, забрать чемодан и покурить.

Спустя несколько минут, глубоко затягиваясь, брюнет стоял у окна, раскрывая пожелтевший лист, свёрнутый втрое.