“Ла Скала” – изумительный театр, гордость Италии. У входа была торжественная обстановка, стояли навытяжку карабинеры с саблями наголо. Мы вошли, сняли пальто в гардеробе – и оказалось, что только мы с Левой в черных костюмах, белых рубашках, с галстуками… А вся остальная группа одета кое-как, абсолютно стихийно: мужчины – в каких-то цветных костюмчиках, дамы – в нарядах сугубо туристических. Бенуа с презрением оглядел всех и сказал нам с Левой:
– Вот вы, господа, пожалуйста, проходите в ложу бенуара, а все остальные – на пятый этаж, на галерку, будете смотреть балет оттуда.
И мы с Левой гордо прошли в отдельную ложу. В театре в тот вечер давали одноактные балеты. Один из них был “Федра” – по либретто и в оформлении Жана Кокто.
В антракте мы торжественно спустились вниз и попали в зрительский буфет, изобилие которого трудно было себе представить после нашего убогого театрального сервиса. Я уже сказал, что на всю поездку, сроком на две недели, нам выдали по двадцать долларов. И мы с этими деньгами отправились в роскошный буфет, встали в маленькую очередь, Лева купил кока-колу, а я, предположим, пепси-колу. И мы с удовольствием выпили прохладительные напитки. Сдачу мы, конечно, взяли не глядя, тем более что итальянские лиры были нам незнакомы на вид. Положив иностранные деньги в карманы, мы последовали обратно в ложу. Во время второго акта Лева, наклонившись за барьером, чиркая зажигалкой, начал считать деньги и спросил:
– Тебе сколько дали сдачи?
Я проверил свои, и получилось, что у нас осталась ровно половина. Лишиться денег, отпущенных на поездку, было серьезным ударом. Мы были в шоке – может это быть или нет, обманули нас или нет? Десять долларов стоила пепси-кола?!. По окончании спектакля мы вышли с этим переживанием.
Но тут Николай Бенуа сказал:
– Уважаемые дамы и господа, я и сеньор Герингелли приглашаем вас посетить наше артистическое кафе.
Сеньор Герингелли – многолетний директор театра, вписавший свое имя в историю “Ла Скала”. Мы пришли, сели за столики, и все было чудесно. Нам принесли выпить и угостили прекрасным ужином. Директор сказал приветственный тост, мы чувствовали себя очень хорошо.
Во время банкета я подошел к Бенуа и попросил:
– Дорогой Николай! Мы приехали на короткий срок – у нас всего две недели. Скажите, можем ли мы каким-то образом встретиться с синьором де Кирико?
Я знал, что он работал в “Ла Скала” как художник-постановщик.
Бенуа отнесся к моей просьбе очень сдержанно, сказал, что в принципе это реально, но сейчас невозможно – де Кирико живет в Риме. Иными словами, выслушав меня с симпатией, помочь не обещал. Мы сидели в кафе, выпивали, прошел примерно час, когда вдруг ко мне подошел Бенуа (он уже изучил, как кого зовут):
– Борис, вы знаете, я должен вас порадовать: сеньор де Кирико сейчас в нашем кафе с женой и сидит вон за тем столиком.
К еще большему восхищению нашему выяснилось, что жена де Кирико – русская (как и у многих великих художников эпохи: Пикассо, Матисса, Дали, Леже, Майоля). Бенуа говорит несколько слов синьору Герингелли, и вот уже мы – не два наивных русских с десятью долларами в кармане, а два великолепных синьора – подходим к столику де Кирико, и Герингелли говорит:
– Вот русские художники, приехавшие в Италию, они очень хотят с вами познакомиться.
Де Кирико в то время было около восьмидесяти, выглядел он величественно. Высокий старик с экзотической внешностью, волосы с боковым пробором и, уже от возраста, не белого, а какого-то бело-кремового цвета.
Де Кирико был любезен, его русская жена все прекрасно переводила, объясняла доброжелательно:
– Да, да, мы счастливы.
Какое-то короткое время мы посидели за их столиком, и она сказала:
– Мы приехали из Рима, завтра утром уезжаем обратно. Будете ли вы в Риме?
Мы ответили, что будем, поскольку Рим включен в нашу программу.
– Вот наш телефон, пожалуйста, звоните нам, и мы договоримся о встрече, мы приглашаем вас! – сказала жена де Кирико.
Восторгу нашему не было предела. Распрощались мы с ними в полном ощущении счастья…
По дороге в Рим мы побывали во многих замечательных городах: в Венеции, Флоренции, Парме, Виченце, Ассизи, Ареццо, Сиене. В годы обучения в институте я благоговел перед итальянским Возрождением, и, конечно же, мне хотелось увидеть места, которые я заочно знал досконально и очень любил.