Отношения с Андреем за последующие годы окрепли. Я участвовал в съемках фильма “12 стульев”, режиссером которого был Марк Захаров. В свое время Леонид Гайдай отверг кандидатуру Андрея Миронова в пользу Арчила Гомиашвили, а для Марка существовал только один актер на роль Бендера – Андрей Миронов. Работая с ним в Театре сатиры, режиссер буквально сроднился с его образом. По этой же причине он видел в роли Кисы Воробьянинова только Анатолия Папанова. Блистательное исполнение этими актерами главных ролей в соединении с музыкой, созданной Геннадием Гладковым, и стихами Юлия Кима предопределили успех фильма.
Мне как художнику фильма было тяжело, потому что по сценарию Марка было обозначено огромное количество мест действия. Сначала я делал наброски фломастером, чтобы побыстрее донести до понимания техническими службами объем работы, а потом, когда стало ясно, что мы все равно не успеваем, в выделенном нам павильоне телецентра в Останкине мы просто вечерами и ночами передвигали перегородки, клеили новые обои, расставляли мебель в соответствии с образом нового места действия. Иногда Андрей Миронов тоже участвовал в этом процессе, давал советы – всегда точные и с неизменным юмором.
Как правило, он в это время уже был одет в пиджак, шарф и фуражку Остапа Бендера, ибо через два часа уже играл в этих импровизированных декорациях.
Мы с Андреем не раз совпадали во время нашей работы над спектаклями Театра сатиры. В “Малыше и Карлсоне, который живет на крыше” Миронов замечательно исполнял роль жулика Филле, влезавшего в высокую трубу от камина. Она располагалась среди высоких островерхих крыш, служащих созданию образа старого города, где так вольготно чувствовал себя Карлсон. Этот персонаж, столь любимый детьми всего света, в замечательном исполнении Спартака Мишулина “летал” между остриями флюгеров, венчавших пики крыш. Для этого была сделана специальная безопасная подвеска – устройство, обеспечивающее плавание по воздуху. Андрей играл в спектакле маленькую роль и чувствовал в ней себя в ней на редкость органично, тем более там была возможность музыкального самовыражения. Образ Филле замечательно ложился на пластику. Над ролью “первоклассного” вора Филле Андрей работал вместе с исполнителем роли “начинающего” вора Рулле Юрием Авшаровым. У них получался прекрасный дуэт. Андрей показывал бесчисленное множество вариантов образа, какой-то фейерверк предложений, так что режиссеру Маре Микаэлян оставалось только выбирать из них тот, который ей больше нравится. И хотя общее руководство осуществлял Валентин Плучек, на его долю оставалась лишь приемка спектакля на генеральной репетиции. Валентин Николаевич относился к предложениям Андрея с большим сочувствием, его трогал талант Миронова.
Поскольку наши отношения влились в общие дружеские, то постепенно и образовалась, в основном на почве Театра сатиры, та “группа товарищей”, которые постоянно общались между собой и в театре, и вне его стен. О многих из них я уже успел рассказать, некоторые и дальше будут появляться в моем повествовании. Часто к нам присоединялись Гриша Горин и Аркадий Арканов.
Одна маленькая комедия
Валентин Плучек, возглавлявший Театр сатиры в течение многих лет, умел разглядеть талантливых людей. Его близкие отношения с семьей Миронова способствовали тому, что Андрей появился в его театре. Валентин Николаевич знал его с детства. Счастливый альянс Андрея и Шуры Ширвиндта вместе с Мишей Державиным – это период расцвета Театра сатиры.
В числе “повязанных” дружескими связями я хочу с любовью вспомнить Аркадия Арканова, Гришу Горина и его жену Любу. Белла посвящала им свои экспромты.
Особенно часто мы с Беллой бывали в доме у Гриши и Любы, живших близко от нас на улице Горького, рядом с аркой на углу с Малым Гнездниковским переулком. Именно благодаря этой дружбе и родился спектакль “Маленькие комедии большого дома”, авторами которого были Гриша Горин и Аркадий Арканов, а ставили его Андрей Миронов и Шура Ширвиндт. Меня пригласили художником.
Компания была замечательная, и у нас, казалось, существовало полное единомыслие, но, прочитав пьесу, я загрустил. Само место действия удручило меня как художника-постановщика: квартира в современном доме, да и сам современный дом не давали ни малейшей надежды самовыразиться и найти хотя бы какое-то удачное сценическое решение.
Мои сомнения были написаны на лице. Я воскликнул:
– И все действие в этом жутком доме?
Ширвиндт возражал:
– Почему жутком? Обычный современный дом!
– Но эту страшную советскую архитектуру?! Как ее выразить на сцене?!
Словом, я даже не представлял себе, с чего начать.
Постепенно забрезжила идея: “Клин клином вышибают! А что, если на сцене поставить именно такой типовой дом?”