Промелькнувший метеор (книга 1)

Но не так-то просто было взять беркутенка. И клюв и когти у него окрепли. Он уже вот-вот мог взмахнуть крыльями и взлететь. Птенец отчаянно сопротивлялся, не даваясь в руки охотнику. Он стремился поцарапать похитителя, норовил его клюнуть, отталкивался от него, топорщил крыльями. Низкий злобный клекот вырывался из его горла. Улучив мгновение, Быкан накинул на него сеть и связал ноги. Но, видно, связал не слишком крепко, потому что, едва он стал заворачивать беркутенка в баранью шкуру, как птенцу удалось освободить одну ногу и вцепиться когтями в край чекпена. Вцепиться так крепко, что пришлось одним резким движением оторвать кусок полы. Поединок приближался к концу. Быкан уже втискивал запеленатого беркутенка в чиевую люльку, как вдруг резкий шум и орлиный клекот заставили его вздрогнуть. Это подлетела к гнезду мать беркутенка. Она напугала охотника, не успев нанести ему удара. Быкан ощутил только сильный толчок. Хищная птица разволновалась сама, взвилась вверх, угрожающе распластала широкие крылья. Охотнику показалось — орлица в размахе не уступала размерами шкуре стригунка. Почему же она его не поранила, не схватила? И тут он понял, что был хорошо защищен расщелиной, зажатой с двух сторон камнями. Если бы не эти камни, о которые мог расшибиться беркут, плохо пришлось бы ему, Быкану.

Птица продолжала кружить, как бы нацеливаясь, чтобы вновь ринуться на охотника. Но теперь его нельзя было застигнуть врасплох. Быкан мягко, без толчков скатывая по откосу плетенку с птенцом, наломал себе для защиты несколько больших ветвей можжевельника и начал сам спускаться, обезопасив себя арканом. Дважды пыталась налетать на него орлица и улетала ни с чем. Вероятно, она поняла — человека ей не победить. Она набрала высоту и скрылась за набежавшей пестрой тучкой. Когда Быкан вернулся в Срымбет со спасительным беркутенком, Зейнеп радовалась как девочка, которой привезли долгожданный подарок.

Радовался и Быкан, невозмутимый и вялый в обычное время. Ну какой охотник не любит прихвастнуть, набить цену своей добыче!

— Если бы сношенька наша не готовилась к рождению сына, — приговаривал он, — никогда не убил бы такую птицу. Вырастил бы этого беркута, приручил, — он бы не только лису брал с лёта, не только волка, но и медведя с оленем.

Зейнеп с аппетитом съела мозг птенца, и дело сразу пошло на поправку.

Жена выздоровела, Чингиз мог собираться в дорогу. В Кусмуруне уже с нетерпением ожидали ага-султана нового округа. Из близких людей он решил взять с собою только двоих: своего старшего брата Шепе и Абы, сына и внука туленгута в ханском роду.

Мы уже встречались на страницах нашего повествования с Шепе, нареченным мусульманским благословением Шахимарданом. В народе его недолюбливали. За глаза его иначе и не называли, как Шытырлак Шепе — лопающийся от злости, либо Шыпылдак Шепе — злобою переполненный. Всем был известен его вздорный характер, его склонность к низким и подлым поступкам. Понятно, и Чингиз отнюдь не преувеличивал его достоинств. Слышал он и о причастности Шепе к убийству Балтамбера. Но Чингиз был убежден, что старший брат будет зорко стоять на страже его интересов. Помнил он и одну пословицу с ядовитым житейским смыслом:

Когда презирается младший брат,
Старший — почетом и славой богат.

Чингиз это присловие приспособил в свою пользу. Мол, если презирают старшего брата, значит — будут в округе уважать меня.

Полное мусульманское имя Абы-Абак — было почти всеми забыто. Слуга он и есть слуга, туленгут. Несмотря на то, что ему с малых лет привелось служить Шепе и даже участвовать в коварных его проделках, нрава он был незлобивого, в меру хитер и весел. Особое пристрастие он питал к шуткам и мог без конца подсмеиваться над своим собеседником, не считаясь ни с возрастом его, ни с положением. Ровесник своего хозяина, он и над ним мог подшучивать. Чингиз раньше не сталкивался с ним, — впервые Абы сопровождал его в поездке за невестой. В путешествии он был незаменимым человеком — и услужливым, и находчивым, и неунывающим. Поэтому и теперь Чингиз выбрал его в спутники. Уговаривать Абы не надо было, он согласился сразу.

Многие не одобряли выбор Чингиза, нашептывали ему: зачем ты берешь злющего задиру Шепе, — покоя тебе не будет. А этот Абы — собака, лающая на привязи. Их дурная слава по пятам пойдет за тобою. Если уж не хочешь брать хороших людей, поехал бы лучше один.

Но Чингиз был упрям и не посчитался с мнением доброжелателей. У него в уме зрели свои планы, свои расчеты. Больше всего он надеялся на Шамрая — своего начальника в долгих степных походах, человека, дружески расположенного к нему. За время омских лет и военных экспедиций Чингиз несколько отдалился от аульной жизни и пренебрегал многими казахскими обычаями. Его успели наградить язвительным прозвищем Окаменелой бабки.