Прометей № 3

Астрахань исторически была местом ссылки. После подавления стрелецкого бунта именно сюда в 1695 году отправил своих неказненных противников Петр Первый. Здесь побывали и Николай Чернышевский, и Тарас Шевченко. Город был фактически отрезан от остальной части страны безжизненными пустынями, и единственной транспортной артерией служила Волга. Жизнь укорачивал непривычный для русских климат и свойственная старым южным городам антисанитария. Поэтому по мере развития рабочего и социалистического движения в России Астрахань стала местом вынужденного проживания здесь арестованных активистов.

Своеобразным образом первым человеком, оказавшимся в Астрахани за социалистические взгляды, стал… астраханец. Им стал Иван Бутков (1858), сын коллежского асессора, то есть гражданского чиновника в должности, сопоставимой с должностью майора. Бутков был дворянин, закончил местную гимназию и выбрал профессию медика. В Астрахани специальность получить было нельзя, поэтому на деньги родителей он поступил в Медицинскую академию в Москве, откуда перевелся на медицинский факультет Киевского университета. Здесь, в Киеве, Иван Бутков сошелся с членами Южно-Русского рабочего союза, созданного активистами народнического Черного передела. В отличие от народников, Союз вел агитацию на киевских заводах, призывая к революции, а для начала к порче оборудования и убийству фабрикантов и мастеров. При этом к убийству Александра II организация отнеслась скептично, заявив о необходимости широкого народного подъема. Союз имел даже свою типографию и выпускал листовки. Иван Бутков вошел в созданный Союзом кружок и даже заведовал небольшой библиотекой. За три дня до наступления нового 1882 года он был арестован, как и остальные члены организации. Но если лидеры Союза были приговорены к каторге, то Иван Матвеевич отделался ссылкой в Семипалатинск, где занялся фельдшерской практикой. В 1886 году он подал прошение о возвращении в Астрахань по причине болезни жены и старости матери, очень переживавшей за него и бесконечно ходатайствовавшей о помиловании. В мае 1887 года Бутков вернулся в родной город, закончил докторские курсы и в 1900 году стал санитарным врачом. Он революционной деятельности он отошел, но сдавал свой дом на Криуше ссыльным революционерам.

Первый политический вызов местным властям, впрочем, пришел не изнутри, а извне, из-за границы. 7 февраля 1895 года в городскую Управу почтой пришли две эсеровские прокламации. «Свершилось! – гласил текст – Правительство бросило России почти беспримерный по наглости вызов. Молодой государь оказался самым старательным деспотом. Общество уничтожено до последней степени. Самое скромное выражение его желаний считается за преступление. Газеты приостанавливаются, запрещаются, тюрьмы по-прежнему наполнены людьми, неугодными правительству. Улучшить правление страной может только уничтожение существующего правления».[303]

Листовка представляла собой рукопись. Кроме городской Управы, почтальоны принесли ее в редакции «Астраханского вестника» и «Астраханского листка». Редактор последнего, Склабинский, считался за либерала, в полицию сообщать о получении подрывной литературы не стал, и имел неприятный разговор в Жандармерии. Редактор «Астраханского вестника» Никита Длинберг оказался не лучше. Получив из-за границы брошюру «Открытое письмо Николаю II», он умолчал о таком вопиющем событии и заслужил в глазах властей репутацию «человека сомнительных нравственных качеств».[304]

Поскольку некоторые листовки были написаны на армянском языке, начали искать армянский след. Проверяли школьные сочинения (!), списки судовых экипажей и особенно доставщиков армянской газеты «Заря». Проверка шла год, после чего выяснилось, что «Заря» выходит вполне официально, и ее можно даже заказать по подписке.

Тогда следствие пошло по другому пути. В ходе обыска у секретаря местного отделения Госбанка были найдены «рукописи и напечатанные на машинке тетради» под названием «Страницы из царствования Елизаветы, Петра III и Екатерины II». В них описывались не очень приятные патриотам престола истории из личной жизни монарших особ, но, собственно, найти более ничего не получилось и дело об эсеровских листовках было закрыто.

Тем временем к 1899 году в губернии насчитывалось уже около 45 ссыльных. Примерно половина из них проживала в Астрахани, треть посреди пустыни в совсем уж захолустной Ханской ставке, куда отправляли особо подозрительных узников и куда даже сегодня крайне тяжело доехать, а остальные в малых уездных городах. Значительная часть ссыльных отходила от политики и погружалась в монотонную провинциальную жизнь.

С развитием левого движения сюда стали отправлять и социалистов.