Прометей № 4

Как представитель „старой исторической школы“, пережившей гонения и ряд пересмотров методологии научного исследования, Черепнин пишет, отмечая несовершенства критической статьи П.Г. Рындзюнского и М.А Рахматуллина на трехтомник В.В. Мавродина (еще одного признанного корифея советской исторической науки) Павел Григорьевич Рындзюнскиц был как бы промежуточным звеном между „покровцами“ и представителями старой исторической науки, положительно относился к своему коллеге по ГИМу и тезке Любомирову, ученику Платонова и критически относившемуся к конкретике сплошной коллективизации, свидетелем которой он был, находясь в Ростове Великом. Черепнин подвергает сомнению утверждения рецензентов об антифеодальном характере программных требований инсургентов и, вообще, сомневается в том, что крестьянские войны могли уничтожить феодализм как общественно-историческую формацию и способствовать установлению нового строя, коим в соответствии с теорией Маркса мог быть только прогрессивный капитализм. Для начала академик цитирует один из сомнительных, на его взгляд, суждений Рындзюнского и Рахматуллин угнетенных масса. Выходя за пределы разбираемого труда, рецензенты пишут: „Нечеткость анализа идейного содержания народного движения, в плане выявления его субъективной сущности, к сожалению характерна не только для авторского коллектива трёхтомника, но для ряда исследователей народных движений всего периода феодализма в целом: …именно это обстоятельство сильно тормозит изучение классовой борьбы угнетенных масс““[266]. „Думается, что такое широко обобщенное критическое замечание по поводу методологии изучения классовой борьбы неверно“ – пишет Черепнин, – ибо основано на смещении двух понятий: „объективный смысл“ или „объективная задача“ борьбы и ее реальность. Опыт четырех крестьянских войн показал нереальность задачи ликвидации феодализма, пока не будут созданы для этого соответствующие социально-экономические условия, но нарастание этих условий определяло объективно содержание народных движений и было их объективным результатом»[267].

Черепнин, конечно не мог остаться в тот период в стороне от оценок так называемого «нового направления в изучении предпосылок Великой октябрьской революции», но как специалист по другому периоду (хотя всем было ясно, что речь шла о фундаментальных основах марксизма, его формационной теории), но предпочел перевести обсуждение проблемы вызревания предпосылок нового строя в недрах старого и проблем механизмов (классовая борьба) перехода к новому строю в плоскость соотношения субъективного (осознания борющимися с феодальным гнетом классов задач этой борьбы) и соответственно осознания и объективизации этих задач в форме призывов приказов и т. п. распространявшимися Пугачевым и его сторонниками. В связи с этим нельзя не вспомнить анекдот, далеко не безобидный, как оказалось, для развития исторической науки и марксизма в целом. Идут рабы в Древнем Риме и несут плакаты с лозунгом: «Да здравствует феодализм-светлое будущее всего человечества!». Анекдот, повторим, далеко не безобидный, ибо в нем подрывались не только основы марксизма, как теории об объективном, независящем от воли и действий конкретных людей развитии человеческого общества, но и теория прогресса и его критериев. Иными словами, проповедовался нигилизм и обскурантизм и крайний релятивизм, и агностицизм. Субъективный фактор развития абсолютизировался и тем самым подвергался сомнению тезис о направляющей и руководящей роли КПСС, партии, приведшей нашу страну к первой в мире социалистической революции и т. п., и т. д.

Академик от принципиального спора уклонился, но проблема осталась…И она, эта проблема распадается на ряд других, тесно между собой связанных. Марксистская парадигма, что в ней достаточны быстро углядел В.И. Ленин, Б.В. Савинков, возможно вслед за ними и Л.Д. Троцкий не разработала взаимосвязь базисных и надстроечных элементов, составляющих ее. Маркс, на наш взгляд, классовую борьбу, как движущую силу развития, как проявление объективных противоречий между стабильностью производственных отношений и подвижностью производительных сил, узрел только в ходе революций, то есть кардинальной ломки существующих порядков. Борьба классов, которая приводила к смене политических режимов в рамках одной, буржуазной формации была им описана на примере социальных пертурбаций во Франции первой половины XIX в. Классовые сражения Великой французской революции, приведших к смене феодализма капитализмам он не описал и не проанализировал в русле своей же социологической концепции. Объективную зрелость капиталистических (а возможно и перезрелость) во Франции он констатировал, но механизм и конкретно-исторический механизм перехода он не описал, предоставив эту работу историкам-профессионалам. Вопрос этот оказался слишком тонким и своеобразным и до сих пор решается каждым историком индивидуально, в зависимости от идеологических установок, господствующих на настоящий момент в стране и в мире.

Яицкие казаки в походе. Акварель конца XVIII века