пронежность

– Ты прав, Сереженька, я не девочка. А кто же я? А, Сереженька? Не знаешь? А я знаю. Дура. С большой жопой. Откуда знаю? Человек сказал… в Сангальском садике. От самого дома за мной шел как приклеенный, а я в этой юбке, что ты мне из Италии привез, бежать в ней невозможно, только семенить ножками. И я семеню, а он уже чудовищным перегаром в ухо мне дышит – я оборачиваюсь и как завопю: «Что вам надо, мужчина»? И знаешь, Сереженька, что он ответил? «А что у тебя есть… кроме жопы? Дура». И в самом деле, что у дуры есть кроме жопы? Биография, которую в темноте не разглядишь? Достоинство, что заканчивается как раз посередине жопы? Да, ничего у меня нет, Сереженька: ни таланта, ни денег, ни сына, ни дочери, ни мужа, ни любовника. Только жопа. А знаешь, Сереженька, в моем исключительном детстве был случай. Я ведь, если ты помнишь, из дворянской семьи, у нас в доме таких слов не употребляли. И вот Лилька Уткина, дочка дворничихи, по большому секрету сказала мне как на самом деле называется попа. Я была потрясена, потому что поняла, взрослые скрывают от нас правду. И моя мама тоже! И мне хотелось сказать ей в лицо, что я все знаю, но Лилька взяла с меня слово, что я никому не скажу, потому что это наш секрет. Секрет двух девочек, разгадавших тайну взрослых. И весь день мы с Лилькой шептались, перемигивались, а потом решили разгадать все секреты взрослых. И мы действительно много чего разгадали. Например, мы разгадали секрет жизни и смерти, секрет любви, мы даже разгадали секретную формулу, которой пользовался Бог, создавая нашу вселенную. Это было очень интересно, разгадывать секреты взрослых. Но в отличии от Лильки, я допускала, что это были наши фантазии. И тогда я подошла к своему отчиму, а он был очень образованный человек, в свое время он сбежал из Советского Союза на пароходе в Англию, поступил в Оксфорд, и даже был лично знаком с Эйнштейном. И на своем детском языке я рассказала отчиму, как устроен мир, он слушал меня очень внимательно, а потом спросил, кто мне рассказал про квантовую физику. Я обиделась и убежала к Лильке. И тогда мы с ней решили записать все наши секреты для потомства. Первым делом мы записали секрет про жопу. Мы написали «жопа» красными чернилами на клочке бумаге в клеточку и не смогли удержаться от смеха: мы хохотали так, что мама Лильки обещала нас выпороть. И тогда мы поняли, что секрет важнее правды. Да, Сереженька, правда смешна, как жопа печатными буквами. И мы с Лилькой поклялись, что никому не расскажем наши секреты. А тот первый секрет про жопу, ставший благодаря нам правдой, мы решили подарить человечеству. И мы сложили эту бумажку пополам, а потом еще и еще, пока не получился маленький бумажный комочек, и мы повесили его на ниточку в классе на самом видном месте, но учительница, не разворачивая, выбросила в мусорное ведро. Понимаешь, Сереженька, правда никому не нужна… кроме нескольких человек во всем белом свете. – Жанна виновато улыбнулась, – включая меня. И «жопа» для меня значит не то, что для всех… Жопа – значит не будь лжецом. И когда пьяный мужик говорит, что у меня есть только жопа, это значит: ты права, Жанна. И еще, Сереженька, нельзя трахать никого в жопу. Это значит обманывать себя.

Бехтерев куксился в уголке своей роскошной кухни и смотрел на Жанну снизу вверх. Он откровенно трусил, но делал это весьма артистично. Жанна поймала себя на мысли, что сейчас ей хочется прижать этого хиляка к своей груди, но она знала, что стоит Бехтереву что-нибудь вякнуть, как все его немое очарование сойдет. А он вякнет обязательно, стоит только ей закрыть рот. И Жанна, несла какую-то чушь, решив для себя повременить расправой, потому что этот мавр еще не сделал свое дело. Бехтерев злобно хлестал водку, совершенно не пьянея и ждал момента.

– Знаешь, Сереженька, я ведь скоро выставку открываю, и вот, думаю, взять твою фамилию. Как ты на это смотришь?

Бехтерев прошипел, что над ним и так весь Питер смеется, а тут еще его жена со своими картинками объявится.

– Пожалуй, Сереженька, ты прав, – Жанна притворно вздохнула, – останусь при нынешней фамилии. А возьму-ка я себе новое имя. Тебе понравится, правда, Сереженька. Жопа! – Жанна захохотала. – Отличное имя, и главное запоминающееся. Знакомишься ты с человеком, а у него этих Жанн, этих Петровых – как мондавошек. А тут я и говорю: здравствуйте. Меня зовут Жопа Петрова. Прошу любить и жаловать. И человек сразу все поймет. Оговорочка: человек, а не пидарас какой-нибудь. А поймет человек, что я против, я не согласна с тем, с чем согласны все пидарасы. И человек будет меня любить и жаловать. А ты Сереженька будешь меня любить? – Жанна многозначительно улыбнулась, – А жаловать? А не хочешь ли поцеловать свою любимую Жопу? А жопу своей любимой женщины? Смотри какая она круглая и мягкая. Какие мальчики с их тощими задницами? Вот эта жопа так жопа! Потрогай, Сереженька.

Бехтерев бледнеет и отодвигается подальше от Жанна, а та убийственно продолжает: