Проникновение

Под моим окном росли кусты гибискуса. Ги-бис-ку-сы, — машинально повторил про себя. Какое искусственное имя у этих цветов! Их мог бы поливать из родника забвения Гипнос — повелитель снов, брат Танатоса и дочерей Кроноса мойр в своей сумеречной пещере на краю мира, куда солнечный бог не рискует заглядывать. Но они живые и замечательно пахнут. Жёлтые гибискусы называют «китайской розой», бордовые «цветком любви», а белыми украшают «маргариту» — неизменную спутницу романтических вечеров. В центре палисадника заметил фонтан из палевого известняка со слоном. Из хобота должна бы струиться вода, но источник, увитый плющом, пересох. Башня из слоновой кости, вспомнилось мне, мой внутренний дворик. Стоит назвать цветок по имени, как он тут же вянет. Побеги винограда и олеандров переплетаются, не разобрать, где цветы, где ягоды, не подрезать сухие ветки. И растения душат друг друга, как мои бестолковые строчки. А из-за калитки в прорехи занавеса из дикого дрока за мной следила чернота.

Её и видела Кира в своё окно: безрадостную дорогу к вершине вулкана, застывшие лавовые поля, безмятежную равнину одиночества. Продрогла от ветра, хотелось втянуть голову в плечи, спрятаться, лечь на дымящуюся тёплую землю и заснуть навсегда. Ариадна с оборванной нитью в руке, отчаявшаяся, не дождавшаяся Тесея. Говорят, из кратера вулкана лава поднимается наружу по тоннелям, образующим лабиринт. Может, лава и есть волна света? Покинутый нами мифический город построили на берегу моря и близко к вулкану. Многие историки уверены, что Платона вдохновили извержение вулкана на острове Санторини и цунами, уничтожившее микенскую цивилизацию. Проявление идеи Атлантиды в действительности. Свет, претворённый в материю.

На свет мотыльком полетел Ульвиг. В город героев, где есть всё: и солнце, и ночь, и смирение, и битва, и голод, и богатство, и огонь, и пепел, и снег, и шум, и ярость; где мёртвые убивают живых, а живые не дают ни минуты покоя мёртвым. Если Ульвиг поторопится и жажда вытолкнет его из окна, то сломает ногу или позвоночник, или ключицу, обрекая себя просить милостыню на площадях и проспектах до скончания дней. Если научится терпению и смастерит лестницу хотя бы из штор, у него, пожалуй, будет шанс выжить, выиграть, победить.

— За окнами — наши жизни? — спросил у нарочито громыхавшего кувшинами и чашами о железный поднос Арно.

— Метафоры.

— А если бы мы пришли вдесятером, если бы нас было сто или тысяча человек сразу?

— Кристалл может иметь сколько угодно граней, окон хватит на всех. Не все, правда, понимают, что они — зеркало. Бегают от окна к окну, пока не обессилят и не исчезнут совсем, а видят одно и то же: что внутри самих, то и снаружи. Иные, поумнее, садятся в центре комнаты на пол и наблюдают за остальными, стараясь по мимике, теням и движениям угадать, что за окнами. Первые теряют себя, вторые связь с реальностью.

— Но я же могу изменить вид за окном?

— Считаешь себя лучшим поэтом, чем мироздание? — усмехнулся ангел.

Я испытал стыд и отвращение. Стыд за то, что цитирую, а сам нем, как замороженная рыба. Вечный второй, если не сотый, не миллионный. Ничего нового не напишешь, пока не начнёшь думать вместо того, чтобы читать. Так и просидишь попугаем в чужой гостиной. Искусство — попытка объяснить очевидное. Не заблуждайся: и без тебя все всё давно уже знают. Слепой художник синей краской рисует закат над городом и показывает картину зрячему, пока тот смотрит на заходящее за крыши красное солнце. Вспомнил меткую фразу Маугли: видела город, но не жила в нём. Мои слова — тоже проездом. Прощаю великим их невозвратный past perfect и ненавижу пассажиров первого класса в моём поезде. Сам себе отвратителен, а в других вижу кривое своё отражение. В ком-то больше кривизны, в ком-то меньше.

Арно не похож на Альберта в образе ангела. У брата крылья были настоящими — выстраданными, перепачканными землёй. Арно же словно их отбелил, накрахмалил, не крылья, а безупречно чистые простыни в первую брачную ночь! И распускает их как павлин хвост. Ножом размахивает — не отрежет, кишка тонка, к тому же его и не приглашали. Тьфу! Не думал, что меня посетит столь мелочная реакция на соперника, как ревность. Всегда считал себя выше людей и их предрассудков. К тому же Арно не человек, ангел. Да и ты не та Маугли, которую он знал когда-то. Город вылепил тебя заново.