«Вы, воры и клятвопреступники, изменники и губители христианских душ со свои товарищи под Симбирском и в иных многих местах побиты, а ныне к великому государю, царю и великому князю всея Великия, Малыя и Белыя Руси Алексею Михайловичу, божьему помазаннику и самодержцу службою и радением атамана Войска Донского Корнея Яковлева и всего Войска и сами вы пойманы и привезены. В расспросе и пытках вы в том своём воровстве повинились. За такие ваши злые и богомерзкие дела, за измену и разорение приговорены великим государём нашим, царём и великим князем всея Великия, Малыя и Белыя Руси к смертной казни четвертованием».
Это была обыкновенная выписка из какого-то библиотечного хранилища. Он вновь переложил листок надвое, сунул в тетрадь и вышел из кабинета…
Я перестал петь, потому что в это время щёлкнул дверной замок. Он стремительно вошёл в комнату, замер надо мной. Я поднялся и сел на кровать:
— Прочитали?
— Прочитал, — буркнул он, внимательно меня разглядывая.
В его глазах читалось беспокойство. Он опёрся на пластиковый столик, привинченный к полу.
— Ну и какой вы мне диагноз поставили?
Он молчал.
— Шьёте раздвоение личности, манию величия? У меня тяжёлый и неизлечимый случай? Такого ещё не было в мировой практике? Вам повезло — на моём примере получите известность, — я опёрся спиной о холодную, выкрашенную в мягкий, до тошноты салатовый цвет стену.
Он пожал плечами и ответил:
— Я думаю, что вы здоровы.
— Но подлечиться не мешает, да? — усмехнулся я.
— Вы действительно верите, что в прошлой жизни были Степаном Разиным?
— Почему бы и нет? Я тщательно записывал все свои видения, всё, о чём вы прочитали. Неужели вы не верите в то, что может проснуться подсознательная генная память? В наших генах заложена информация многих тысяч поколений, а, может, даже всей вселенной со дня её сотворения и до дня гибели. У меня единичный случай?
Он покачал головой:
— Нет, нечто подобное уже было, — он обхватил себя руками, замкнул их на плечах, словно ему стало холодно. — За что вас уволили? — задал он неожиданный вопрос.
Я усмехнулся:
— Легко догадаться — значит, я кому-то мешал. В больницы подобного типа людей просто так не отправляют для лечения.
— Может быть, — протянул он. — Кому же вы перешли дорогу?
— Брынчалову, — сказал я, и его лицо тут же изменилось.
Я улыбнулся:
— Весёленькая история, не правда ли? Вы не жалеете, что задали подобный вопрос?
— Он скоро станет президентом, — тихо отозвался он и, отведя глаза в сторону, ещё более тихо добавил: — Он очень сильный человек.
— Сволочь он, — спокойно отозвался я.
Доктор вздрогнул и покосился на меня.
— И что? — хрипло выдавил он.
— Ничего. От редакции у меня было задание собрать о нём материал. Я собрал, но материал неожиданно превратился в бомбу. Мой любезный друг-редактор предал меня, позвонил и сдал Брынчалову. Надо разбираться в людях, а я никогда этого не умел, — я потерянно улыбнулся. — Угостите лучше сигаретой.
— Здесь не курят, — автоматически ответил он, потому что сам достал сигареты, одну взял себе, другую протянул мне.
— Это почти частная клиника, — задумчиво произнёс он, выпуская клуб дыма. — Во всём этом замешаны слишком большие силы…
Я рассмеялся:
— Вы рассуждаете, как Пилат, умывающий руки.
Он обиженно посмотрел на меня.
— Через год он будет президентом, а этот материал настолько протухнет, что уже никому не причинит вреда. А вам зачем это надо? — он настороженно посмотрел на меня.
— Я не играю в героя, — ответил я. — Я делаю свою работу. Делаю честно. И если я уверен, что какой-то человек — мразь, не буду скрывать, буду бороться против него.
Он стал смотреть на дверь — обитый войлоком тёмный прямоугольник.
— Ладно, доктор, к чему всё это ворошить?! Вам лучше не знать. Оставайтесь чистеньким — здесь надо соблюдать гигиену! — в моём голосе прозвучал сарказм. — Обещаю быть неопасным.
— Вы тот человек, которому больше всех надо? — зло усмехнулся доктор.