Пронзая время

— Поквитаемся, — согласился начавший хмелеть Чертёнок: — В Галичском уезде ведёт сыск воевода Семён Нестеров, в нижегородском — Бухвостов. Перехватил его отписку в Москву — страшное пишет, сволочь! — Чертёнок грохнул кулаком по столу и беспокойно посмотрел на меня.

— Мы ещё живы — есть кому начинать дело! — я хлопнул есаула по плечу. — Вот придёт весна… — я посмотрел на окно — на улице начинала завывать вьюга.

— Да, придёт весна… — задумчиво отозвался Чертёнок. — Может, и Харитонов вслед за мной объявится — тяжело сейчас воевать… Знаешь, теперь даже не верится, что мы когда-то гуляли по Персии. Славные, батька, были времена!

— Ещё славнее будут — вот сделаю тебя воеводой Москвы!

Чертёнок рассмеялся:

— За то и выпить не грех!

Я налил чарки:

— Как думаешь, Микифор, выстоим до весны?

— Выстоим, батька, не так просто отнять у крестьян волю, когда они её на вкус попробовали. Знают теперь свою силу.

— И я так думаю.

Ударили чарками, выпили. Вьюга за окном всё усиливалась — я услышал, как охранник вошёл в сени.

— Гей, казак, иди, выпей чарку!

В горницу вошёл замёрзший высокий, широкоплечий казак в запорошенном снегом тулупе. Мохнатая шапка была надвинута на самые брови.

— Видишь, какие у меня молодцы?! — я протянул казаку полную чарку.

— Вижу, — Чертёнок кивнул кудрявой головой. — Хороший казак.

— Благодарствую, атаман! — поклонился казак и ловко опрокинул чарку себе в рот.

— Ай да казак! Каков питок! — рассмеялся Чертёнок. — Налей ему ещё одну, батька!

— Пусть выпьет, — я подал стражнику вторую чарку.

— Благодарствую, атаман, — повторил казак и так же лихо выпил.

— Теперь хватит, — сказал я.

— Благодарствую, атаман! — громко произнёс казак в третий раз и вышел в сени.

— Хорош казак! — повторил Чертёнок. — А знаешь, батька, какой у свободы вкус?

— Знаю, у неё вкус крови! — я посмотрел Чертёнку в глаза — немало они увидели, узнали и впитали в себя, как земля впитывает воду, раз спросил про такое. — Ничего, Микифор, поднимемся — за нами Астрахань, Царицын, Дон, — я не успокаивал его и, тем паче, себя — говорил то, что есть и даже не мог подумать о поражении.

Никто о нём не думал, просто после затяжной войны и зимнего безделья в наши сердца прокралась усталость и желание поскорее всё закончить. Может быть, Харитонов поэтому не спешил покинуть тамбовские леса — верил, что скоро придёт с несметной силой батька-атаман, сметёт с пути бояр, дворян и воевод и откроет путь на Москву.

— Что мне делать, атаман?

— Ты же устал?!

— Что мне делать?

— Отдохнёшь и поедешь на Хопёр собирать запорожцев. Вернёшься и покончим с домовитыми, чтобы Дон стал полностью нашим.

— С ними давно надо было покончить, — пробормотал Чертёнок. — А что атаманы Дорошенко и Серко?

— Молчат оба, боятся своё атаманство потерять — опасаются государя нашего, крепко под Москвой сидят. Зажрались, обленели. Весной придут татары, помогут. Надо укрепляться, зимовать и ждать. Как мне тяжко ждать, Чертёнок! Ожидание сушит душу.

Я разлил по чаркам остатки медовухи. Чертёнок зевнул.

— Смотри, так скулья выскочат! — пошутил я.

— Устал с дороги, — признался Чертёнок.

— Давай допьём за встречу — я рад тебе! Такие, как ты, сейчас мне шибко нужны!

— Я сам рад, батька, что снова с тобой.

Звякнули чарки и, уже пустые, стукнули по столу.

— Ложись у меня, чёрт бородатый, отсыпайся!

— Благодарствую, батька, — Чертёнок смешно передразнил моего стражника, и мы оба громко рассмеялись.

Микифор вытянул из-за пояса пистоли, бросил на стол, тяжело поднялся и, немного шатаясь, направился к лавке. Чему-то рассмеявшись, упал на неё и сонно пробормотал:

— Ты, батька, не кручинься, мы с тобой до конца пойдём, одна у нас судьба, одной верёвочкой повязаны, знать, и ходим поэтому вместе. Повоюем…

Он тут же сонно захрапел. Я укрыл его овчиной.

Через три дня он с казаками ушёл на Хопёр. Не мог я держать рядом с собой друзей-товарищей, торопился дела делать… Но события опережали мои планы…

Недели через три пришли вести о бунте в Царицыне — казаки бежали, а Фрола сдали домовитым в Черкасск. Корнила почуял, что подходит его время, и тут же не замедлил явиться в Кагальник. Он привёл с собой более пяти тысяч домовитых — мечтал довести дело до конца и заслужить милость государя.

* * *