Пропаганда 2.0

– установление бихевиористских индикаторов, с помощью которых можно измерять изменения в поведении;

– разграничение причины и корреляции: причины изменений следует отделить от того, что лишь коррелирует с изменениями;

– изменения в аудитории: есть разные стадии именений, которые следует измерять.

В последнем случае он ссылается на статью 1992 г., где выделены разные стадии изменений, идущие от первой точки – Незаинтересованности [19]. Потом идет Заинтересованность, потом Подготовка, лишь потом – Действие. Причем в большинстве случаев люди, пройдя несколько стадий, все равно срываются и возвращаются на начальные позиции. Для случая анализа наркозависимости, которой посвящена статья, это именуется рецидивом. Поэтому авторы рисуют такую спиральную модель состояний изменений.

Все это внимание к бихевиористским целям совпало также с еще одним шагом в сторону гуманитаризации войны – вниманию к нарративам как способу организации вербальной информации. Сегодня распространенным стало мнение, что выигрыша на поле боя недостаточно, должен быть такой же выигрыш в медиа.

И здесь удачной теоретической находкой стало обращение к проблеме нарратива, причем удалось понять существование базового, так называемого стратегического нарратива. К примеру, исследователи так задают его принципиальные возможности [20, с. 67]: «Стратегические нарративы могут конструировать, влиять и формировать ожидания». В случае французской революции это изменение формировалось словами свобода, равенство, братство, которые вступали в конфликт со старым монархическим порядком. Ф. Фукуяма запустил такой же нарратив под названием «конец истории».

Шмид говорит о нарративе «Аль-Каиды» следующее [21]: «Это объединенная модель объяснений, предоставляющая ее последователям эмоционально удовлетворяющее изображение мира, в котором они живут, и их роли в нем, предлагая им чувство идентичности и предоставляя смысл их жизни».

Шмид выделяет следующие базовые составляющие такого нарратива «Аль-Каиды»:

– базовая обида по поводу того, что мусульманский мир находится в хаосе, а западный мир несет ответственность за это;

– видение хорошего общества – калифата, который сможет заменить коррумпированных сегодняшних правителей, находящихся под западным влиянием;

– есть путь от обиды к реализации видения – джихад под предводительством «Аль-Каиды».

Получается, что перед нами очень четкая модель любого такого нарратива:

– плохое состояние реальности;

– хорошее состояние в теории;

– путь перехода.

И когда Хрущев говорил, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме, то это работала та же модель. И перестройка, и любая революция, включая цветные, все строятся на подобного вида нарративах, обосновывающих переход из плохого состояния в хорошее. Соответственно, достаточно многочисленны попытки выстроить контр-нарратив ([22]). Одним из первых этим занялся У. Кейсбир (см. о нем [23]). А военные исследования стали анализировать даже нейробиологию и нейрохимию нарратива [24]. Они пытаются таким образом выйти на более объективные параметры нарратива, чем это возможно в рамках гуманитарных наук.

Американские военные аналитики выстраивают этапность развития этой всей информационной сферы так, что мы не успеваем ее заметить. К примеру, выделяется следующее (цит. по [25, с. 8]):

– рождение и последующая смерть стратегических коммуникаций;

– разделение информационных операций на действия по информированию и влиянию, а также киберэлектромагнитной деятельности;

– изменение названия «психологические операции» на «военные действия информационной поддержки»;

– сегодняшнее возникновение новой военной функции – «человеческих аспектов конфликта и войны».

При этом автор этой книги К. Томсон ссылается на К. Роудса (см. о нем [26]), социального психолога, читающего лекции в Центре специальных военных действий. Роудс говорит как раз о том, что хотя культура и важна, но она является «модератором» универсальных законов поведения людей. Если посмотреть в текст Роудса, то он действительно подчеркивает следующее [27]: «Культуру, вероятно, лучше всего рассматривать как важного модератора психологических эффектов, а не как переменную, которая фундаментально меняет человеческую психологию. Мы не можем ожидать, что установленный канон психологии влияния окажется неспособным действовать при столкновении с конкретной культурой». (Кстати, внушает доверие к Роадсу и то, что он не видит научной доказательности в НЛП – нейролингвистическом программировании [28]).

Как видим, Роадс делает культуру одной из возможных переменных. Смысл этого таков, что общие закономерности влияния могут оказаться важнее и сильнее определенных культурных ограничителей. В плане воздействия мы оказываемся более одинаковыми, чем различными.

Стратегические коммуникации с точки зрения теории не являются столь давним продуктом, как многое другое. Им нет и двух десятков лет. Поэтому их может ждать еще хорошее будущее.

Литература