Мы снова встречаемся здесь с ролью не только информационного, но и виртуального пространства. Массовое сознание обрабатывает информационные потоки, опираясь на виртуальный инструментарий, который и задает базовые дихотомии: свой/чужой, добро/зло и т. п.
Интересное замечание о психологической роли нюрнбергского процесса нам встретилось у Г. Куна [6]: «Нюрнбергский процесс снизил накал мстительных чувств, господствовавших по понятным причинам в войсках союзников, и укротил антинемецкие настроения, проведя черту между горсткой главарей режима и подавляющим большинством населения, их пассивными соучастниками».
Кто-то явно придумал этот инструментарий, чтобы снизить накал страстей в послевоенном мире. Мы ведь никогда не задумывались над тем, что реальному наказанию подверглись лишь руководители самого высокого уровня, да и только те, кто не успел покончить с жизнью самоубийством, как это сделали наиболее ярые нацисты. Но психологически для всех было понятно, что Германия понесла наказание.
Денацификация Германии стала «индустриальным» способом переформатирования целой страны, причем сделанного в очень сжатые сроки. Параллельно такое же переформатирование было проведено и в случае Японии (см. анализ этого опыта [9—13]). Причем в Японии это не затронуло по рекомендации антропологов фигуру японского императора, только генералы были признаны военными преступниками. Антропологи считали, что в противном случае будет разрушена система японских ценностей [14]. Однако этот опыт переформатирования массового сознания не удалось столь же успешно перенести на послевоенный Ирак.
Первые выборы прошли в западной зоне уже в 1949 г. Это позволило с позиций современности написать, что демократия может быть перенесена, а общество можно подтолкнуть к изменениям [9]. Кстати, еще один вывод звучит как констатация того, что побежденное население может сотрудничать с победителями даже сильнее, чем ожидается.
В случае Японии были поставлены две задачи:
– реформа политической системы, начиная с конституции;
– реформа образовательной системы.
В декабре 1945 г. в Японии были изменены избирательные законы. Женщины получили право голосовать, что рассматривалось как определенный заслон для милитаризма. Был также понижен возраст начального голосования: с 25 до 20 лет. И это тоже понятно. На арену голосования выходили люди, которые уже прошли обработку новой пропагандой.
Из учебников убрали прославление императора и милитаризм. В школьной системе запретили приветствие флага, пение национального гимна и поклон императору. Это можно трактовать как борьбу с опорными символами прошлой Японии.
Некоторые выводы уже в наши дни по анализу этих процессов были таковыми:
– демократию можно переносить в незападные страны;
– приписывание ответственности за войну влияет на последующую внутреннюю политическую динамику;
– трансформация существующих институтов лучше строительства новых;
– одностороннее строительство нации лучше многостороннего;
– концентрация власти для принятия экономических решений в одних руках облегчает экономическое возрождение.
И это только часть выводов из сегодняшнего анализа тех прошлых процессов, которые были сделаны исследователями РЕНД, чтобы нащупать возможные варианты подобной же трансформации Ирака.
Война не заканчивается, как мы видим, победой на поле боя. После нее вновь начинается война за разум людей, которая является не менее сложной, чем война обычного порядка.
Советская денацификация в зоне ответственности СССР делала акцент на классовом сознании немецкого рабочего класса [16–17]. Планирование этих процессов у американцев началось уже в декабре 1943 г. [18].
Есть отдельные исследования по денацификации некоторых университетов, например, Гетингена или всей университетской системы [19–20]. Прошли денацификацию и отдельные личности, например Лени Рифеншталь [21–22]. Ее даже несколько раз арестовывали, поскольку она была достаточно известной фигурой, но 3 июня 1945 г. она была признана невиновной. Она умерла на 101-м году жизни в 2003 г.
Интересна и роль церкви в процессах денацификации, поскольку нацизм был ее противником. В 1933 г., когда Гитлер стал канцлером, Германия имела 65 миллионов, из которых 41 миллион являлся протестантами, а 21 миллион – католиками [23]. Немцы после войны не принимали на себя вину. Опросы общественного мнения показывали, что почти семьдесят процентов отрицали общую ответственность немцев за войну. Когда Гитлер пришел к власти, выделилась Немецкая христианская церковь, которая стала сотрудничать с нацистами. После войны многие из ее руководителей были арестованы, что создало определенный вакуум в лидерстве.