В другой статье Кургинян еще добавляет информацию о его представлениях по поводу инструментария нужного типа [26]: «Номенклатура сформировала несколько колонн. Она, во-первых, отрывала тех, кто говорил о революции, от самого актива, а во-вторых, перемещала актив с революционной повестки дня на какую-то соседнюю, то есть переформатировала его. Одними из участников такого переформатирования были Стругацкие. Два главных политических субъекта, которые выполняли такое переформатирование, – это академик Андрей Сахаров, который переформатировал все на либеральную повестку дня, и писатель Александр Солженицын, который переформатировал все на консервативную повестку дня. И то и другое уже не было революционной повесткой дня – их задача заключалась не в том, чтобы вывести нашу социальную систему на качественно новый уровень, а в том, чтобы ее разрушить. Спрашивается: что дальше? Ответ: а вот как разрушим – так все и станет хорошо. Было ясно, что ничего хорошего не будет, новая система не создается, страна развалится, будут обломки, но, тем не менее, наш актив тянули именно туда. Стругацкие же в этом процессе выполняли пусть относительно второстепенную, но очень сложную и необходимую функцию, поскольку речь шла о технократах – а основное ядро нашего потенциально революционного актива, этого советского когнитариата, было технократическим. Советская коммунистическая номенклатура боялась гуманитарных наук, потому что развивать их, не развивая обществоведение, было невозможно. А технические науки развивать надо было. Поэтому технократам давали больше участия во власти, денег, социальных благ, чем гуманитарным пластам, которые находились в очень убогом состоянии. Гуманитарный «мэйнстрим» занимали ортодоксы самого худшего разлива или диссидентствующие группы, которые мимикрировали под ортодоксию. Все, что могло и должно было развиваться, отправлялось куда-то далеко на отшиб. А те, кто делал ракеты, компьютеры и все, необходимое для защиты от Америки, – все-таки получали свою дозу кислорода. В результате, с одной стороны, советская технократия была живой и энергичной, а с другой – безумно оторванной от серьезной гуманитарной культуры. Но – это уже в-третьих – страстно охочей до оной. И, наконец, в-четвертых, – лишенной серьезного гуманитарного вкуса в силу своей технократической односторонности. Сочетание всего этого приводило к тому, что от Стругацких они балдели на счет “раз”».
Советский Союз исчезает, поскольку его номенклатура стала к этому времени антисоветской. В своей видеолекции «Война Карнавала с советским Миром» С. Кургинян расставляет все точки над «i» [27]. Советский Союз стал целью, поскольку он был единственным альтернативным проектом Западу. Разрушение в истории всегда происходит за счет разрыва души (индивидуальной) и духа (коллективного). Кургинян говорит о системном разрушении СССР, а это несомненно должно было быть долгим проектом.
Возвратимся к главной идее Кургиняна о роли Бахтина. У нас все равно сохраняются сильные сомнения по поводу «перекодировки» литературоведческой работы в «оружие». Конечно, это в той или иной степени возможно. Но для этого вовсе не нужен Бахтин, он ничего нового уже сказать не может. Вместо него нужны другие люди с другими навыками. Более того, мир уже изменился настолько, что не соответствует представлениям Бахтина.
Но дадим снова слово А. Кудиновой. Вот мнение ее о работе инструментария по Рабле-Бахтину [28]: «Допустим, что враг склонил часть советской элиты (она-то и затеяла потом перестройку!) воспользоваться рецептом Рабле, согласно которому если серьезное – вертикальную смысловую систему – подвергнуть осмеянию, то это серьезное, безусловно, помрет, открыв человечеству дорогу в «веселое будущее». Когда-то огонь коммунистической идеи полыхал с такой силой, что и впрямь можно было говорить о религиозной вере. Но к шестидесятым годам он начал остывать. Ему, безусловно, помогали остывать те, кто вел против нас информационно-психологическую войну, – вспомним хотя бы, как уничтожался образ Сталина-Отца. Но и время делало свое дело – огонь ведь надо поддерживать. В СССР существовали группы, не принявшие коммунистическую идею. Но помимо этого к шестидесятым уже вполне созрели силы, которые изначально коммунистическую идею разделяли, но устали от огня. Коммунистическая идея предполагает непрерывное восхождение, а это тяжкий труд. То ли дело скольжение вниз! Это, как учит нас Бахтин, – процесс веселый, карнавальный, искрометный».
Все же это слишком долговременный процесс, в который не хотят играть политики, привыкшие к получению нужных им результатов в конкретные сроки. А кто, кроме политиков, может заказать подобный проект разрушения?