Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Когда я позвонил ему, он поздоровался и тут же эхом транслировал мне мои мысли: «Я рад слышать, что ты не приедешь. Чем более счастлив ты, тем более буду рад я, что тебя здесь не будет».

Я сидел в квартире моей матери и, убивая время, смотрел по телику криминальные шоу, чтобы не сойти с ума в этой волшебной стране на окраине. Йогиня ездила навестить отца, и он подбросил её до квартиры моей матери в одном из его маленьких спортивных красных кабриолетов. Её визит был желанным подтверждением нормальности мира. Мы поехали попить кофе в город. У меня возникло ощущение, что мы зависли в каком-то пространстве между мирами, предназначенном только для нас двоих. Когда она улетела в Калифорнию, я позвонил ей. Ей казалось сумасшествием снова оказаться там. Она задавала себе вопрос, что она опять делала в той гостиной? Затем она вошла внутрь и передала ему трубку… Произошёл забавный разговор:

— Я рад, что ты не приедешь в Калифорнию.

— Не приеду. Я не люблю Калифорнию. Вместо неё я приеду в Палм-Спрингс.

— Что тебе так нравится в нём?

— Там есть вращающийся вортекс.

— Что?

— Я сказал: «Там есть вращающийся вортекс…»

— Я не понимаю твой американский английский.

— Я тоже.

В первую же ночь из моего номера в отеле Майами, где я находился по работе, у меня украли все мои вещи. А в последний день моего пребывания там мне позвонило руководство отеля и сообщило, что все вещи были найдены в одном из других номеров. Жизнь становилась всё более странной.

Глядя вниз из окна самолёта, направлявшегося в Калифорнию, я подумал о том, что положение человечества на земле было очень шатким. Все занятия людей были детскими игрушками на ковре. Когда я находился в небе, меня не покидало чувство, что Вселенной ничего не стоило проглотить этот ковёр в мгновение ока. В аэропорту я ловил сладкие минуты одиночества, отодвигая момент, когда меня снова закрутят подъёмы и спады бушующего водопада. Тёмно-коричневые тени гор Сан-Хасинто напоминали огромные кучи кофе, когда появились встречающие меня Йогиня с Мэгги. Мы обнялись, в их хитрых взглядах читался вопрос: «Ну что, снова здорово? Ты готов к этому?»

Названия улиц здесь звучат как имена школьных чирлидерш: Сэнди, Николь, Дебора. Когда я вошёл в дом, знакомые лица приветствовали меня официально, как будто присутствовали на саммите в сумасшедшем доме. Глава организации, капитан, босс сидел у входной двери, тощий как палка, но энергичный и бодрый.

— Посмотрите, кто пришёл. Рад вас видеть.

— Рад видеть вас также, сэр. Вы хорошо выглядите.

— Она очень хорошо обо мне заботится, — сказал он, показывая на хозяйку.

Толпа варилась с ним в одном котле вот уже несколько недель. Мы быстро поздоровались с другими. «Хватит, хватит, хватит!» — кричал он, когда люди обнимались. Он вспомнил историю о том, как его внук хотел обнять его. «Дедушка, ты хочешь сказать, что ты никогда никого не обнимаешь?» — «Я за всю жизнь ни разу никого не обнял!» (Эта история из серии того, что он никогда в жизни не плакал или не говорил своей жене, что любит её.) «Ты хочешь сказать, что ты никогда не обнимал свою жену?» — спросил мальчик.

— Он поставил меня в очень деликатное положение. «Если бы я не обнимал её, тебя бы здесь сейчас не было! — сказал я ему. — А теперь давай отсюда!»

Объятия и поцелуи просто не приняты в Индии, по крайней мере на людях. Достаточно сложить руки в жесте намасте. По всей видимости, вскоре после «катастрофы» он совсем перестал дотрагиваться до людей, объясняя это тем, что его энергии были слишком разрушительными.

Мы с Йогиней любили пошутить над раджнишевскими объятиями. Там, когда обнимаешься, нужно обязательно смотреть человеку в глаза, держать его крепче, чем обычно, и издавать что-то вроде стона.

Я сел на ковровое покрытие в глубине комнаты. Стена позади него была освещена напольным светильником. Всё было то же самое, тот же мыльный пузырь — за исключением этой небольшой новой детали.

— Если хочешь узнать, что станет с тобой после смерти, иди и убей себя!

— Не используйте это грязное слово «сострадание»! Это дерьмо собачье!

— А если сделать это, упадёшь замертво? — спросил кто-то, продолжая в его духе.

— Что произойдёт, ты не можешь знать, это будет конец тебя. Он снова читал свою биографию — это был тот же текст, который он читал в Ментоне. Один разговор был описан очень подробно, с мельчайшими деталями.

— Он знает о моей жизни больше, чем я! Он шутил.

Описание его жизни до «катастрофы» представляло собой набор разрозненных историй.

— Что случилось с Юджи после «катастрофы»?

— Он никогда не существовал.

На второй день я спросил:

— Юджи, как так получилось, что ты больше не знаменит?

— Чтобы быть знаменитым, нужно что-то продавать. Я отказался.