Читаем Пропасть полностью

Впрочем — читаю я не очень внимательно. Пропускаю какие-то подробности, фамилии, даты. Уяснил уже, что верить напечатанному в газетах — глупо и смешно. Прошло время мечтаний о том прекрасном дне, когда вся пресса нашей страны станет свободной и независимой, а оттого — непогрешимо объективной и жутко интересной. Сегодня мне не нужно объяснять, что независимой прессы не может быть в принципе, что каждая газета и каждый телеканал, от кого-то да зависят, кому-то да принадлежат. И не факт, что зависимость газеты от какого-нибудь богатого мафиози, делает её более объективной, нежели зависимость от центральной власти. Другое дело, что центральная власть в России, сама напоминает сборище богатых мафиози. Это во-первых. А во-вторых, мне самое время думать о том, что скоро наступит новый, 1996 год. сама цифра мне относительно безразлична, проблема в том, что на новый год все железнодорожные вокзалы катастрофически (для таких как я) пустеют — равно как и пригородные поезда. Каждый человек, находящийся в такое время на вокзале (особенно ночью), вызывает удивление и пристальное к себе внимание. А милиция несёт дежурство как раз в усиленном режиме — и из-за праздника как такового, и из-за гипотетической угрозы терактов, которые, в принципе, нетрудно устроить среди скопления нетрезвого люда (хотя я ни разу не слышал, чтобы хоть одна попытка теракта была сорвана благодаря бдительности милиции — имею в виду какие-то конкретные факты, а не просто бравурные отчёты о том, что: "мы не допустили", или "благодаря усилиям милиции…"). Правда и сами милиционеры, в большинстве своём, на новый год не очень твёрдо держатся на ногах. Но это в чём-то лучше, а в чём-то и хуже — могут ведь и убить по пьянке. Так что надо крепко думать — где перекантоваться в новогодний день (а главное — в новогоднюю ночь, которая, для бездомных, — самая ужасная ночь в году). Благополучно пережить новогодние праздники — это равносильно преодолению знакового рубежа. Вот я и думаю, поёживаясь от вокзальных сквозняков — как этот рубеж преодолеть…

<p>41</p>

Я преодолел новогодний рубеж. Для меня началась новая эпоха — эпоха 1996 года. Японцы называют эпохой, период правления каждого своего императора (микадо). "Эпоха Хирохито", "эпоха Акихито"… Для бездомного человека, эпохой можно считать год. По крайней мере в России, просуществовать год бомжу — не так-то просто. Нет такого, самого молодого, здорового и сытого бомжа, который встречая приход нового года, может уверенно сказать, что обязательно доживёт до его окончания. Если для человека "обычного", "жизнь прожить — не поле перейти", то нищий вполне может заменить слово "жизнь", на слово "год". А я вот уже и зиму почти пережил. Почти — потому что март-месяц в России: уже не зима, но ещё и не весна. "Настал марток — надевай семь порток". Именно так.

И всё же, солнышко с каждым днём греет всё сильнее, воробьи начинают собираться стайками, на удивление громко, дружно и задорно чирикая, а у подъездов жилых домов, слышатся истошные вопли дерущихся котов. Им проще…

Этой зимой я попытался дёрнуться на юг. Глупо конечно было отрываться от мизерного, но относительно стабильного заработка. Но холод и сырость долгой зимы, в конце концов надоедают. Хочется хоть немного тепла, тлеет где-то в уголке подсознания уголёк надежды, на какую-то эфемерную "удачу" — даже если самому не вполне ясно, в чём, собственно говоря, эта удача может выражаться. Вот и моей скромной, и наверное не слишком разумной персоной, завладела мысль мотануться на юг. А юг у России остался один — Кавказ. Не вполне логически рассудив, что лето есть лето, а зима есть зима — и потому, дескать, зимой на юге полегче будет — я пропёр электричками до самой Кубани. Видимо в моих рассуждениях было не столько логики, сколько усталости, от одних и тех же вокзалов, от мотания с тяжёлыми сумарями, от промозглости и холода слишком длинной русской зимы, от безнадёжного однообразия всего, что окружало само моё существование.

Дорога на юг была мне знакома. Доехал я быстро. И столь же быстро понял (по крайней мере — начал понимать) степень наивности своих туманных упований неизвестно на что. Зима — она и на Северном Кавказе зима. Морозы там послабее — зато часты сильные ветры, бураны. Покрытое льдом Азовское море, производит унылое впечатление. Даже не верится, что летом здесь вполне курортный район (правда, плохо развитый. Его бы финнам в руки — после ихнего-то юга, лежащего на широте нашего Санкт-Петербурга!).

Лишённая лесного покрова, заснеженная степь — тоже не слишком приятна на вид. В общем — напрасно стремятся сюда на зиму многие бомжи (не один я такой наивный). Хотя, некоторые из них приноравливаются жить в заброшенных кошарах, порой строят домики из самана (ещё с осени) где-нибудь в балках, по буеракам — а иные как-то где-то подрабатывают и за счёт этого живут при каких-нибудь выселках. Но основная масса стремящихся на юг бездомных, нарывается на неприятности гораздо скорее, чем на какое-нибудь пристанище. И дело тут не в климате, а в людях, населяющих эти края.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное