Пропасть

Я был в числе тех, кто пытался всё же, втихаря возить эти несчастные яблоки в столицу. Потом, чуть подзаработав, опять кидался в поход по колхозам. А через какое-то время у меня хватило ума попереться на поиски очередной общины (это уже явно от отчаяния) в Ленинградскую область, в район города Подпорожье. До Волховстроя добрался относительно нормально. Далее, от Волховстроя, линия была ещё не электрифицирована. Пригородным поездом доехал до Лодейного Поля. Оттуда буквально один вагончик ходил до станции Токари — через Подпорожье. В общем — доехал в конце концов — где наша не пропадала! Покрутился там — и на автовокзале, и на железнодорожном (они в нескольких километрах друг от друга расположены). Там же, на автовокзале, обитало немало людей — на иных маршрутах автобусы ходят раз в два-три дня. Обращала на себя внимание целая бригада украинцев с Волыни, которые притащили с собой даже деда с бабкой — видимо получив от кого-то заверения, что их тут же встретят и приветят. Едут в какой-то отдалённый леспромхоз. На вокзале уже не первые сутки — что-то с адресом напутали, никто такого леспромхоза в окрестностях не знает, все только плечами пожимают. Сидят визитёры с Незалежной, дрожат от холода — здесь по ночам уже подмораживало, а днём не прекращал моросить нудный дождь. Один раз хорошенько промокнешь — никакими судьбами на холодном вокзале не просушишься. Кажется, что сам воздух влагой напитан. Пока взятые с собой харчи не доели — с места не трогаются, надеются на что-то (а может, денег на обратную дорогу нет). Боятся, как бы их с вокзала не погнали…

Я — в не менее глупом положении. Никто ни о какой общине тут не слыхал. Да и не мудрено — районы в этих местах крупные, с обилием лесов и болот. Освоенность довольно слабая. Ведь это территория пограничная с Карелией (которую в царское время именовали "подстоличной Сибирью"). Как говорится: трудно найти в тёмной комнате чёрную кошку — особенно если её там нет.

На железнодорожном вокзале пригляделся к способу выживания местных жителей. Вокзал этот находится поодаль от самого города. Это в общем-то неплохо — милиция туда почти не заглядывает. Но при этом грязный, обшарпанный, холодный вокзал, напоминает каменный сарай. Там так холодно, что спать почти невозможно. Двери практически не закрываются. Скамейки изрезаны и исписаны всякой нецензурщиной. Стены тоже исписаны, пол засыпан окурками. Пассажиров как таковых, маловато. Зато много людей торгующих ягодой (почти поголовно — клюквой). В брезентовых накидках и резиновых бахилах, с ведёрками ягоды в руках, сидят они насупившись и сжавшись, будто огромные серые воробьи. Ждут поезда. Тихонько переговариваются между собой, постоянно покашливая. Жалуются, что по трое суток кормят комаров на болоте, а потом по трое суток собранное продают. Может и преувеличивают малость, но лица у многих действительно изъедены комарами и мошкарой капитально. Тут не Подмосковье, от здешних комаров никакими мазями не спасёшься. И они здесь какие-то холодостойкие — летают и пируют при такой температуре, при которой и человек-то дрожмя дрожит. Глядя на этих людей, уж и не знаешь что считать большим из зол — наличие колхозов, в которых работникам ни хрена не платят, или отсутствие таковых, что автоматически означает безработицу для большинства местных сельчан…

46

Зима с 1998 на 99 год, была для меня поистине убийственной. Промотав последние копейки в поездках по колхозам (и не только колхозам) в идиотски наивной надежде "где-то как-то устроиться, как все нормальные люди", я оказался в отчаянном положении, когда зима обрушилась на мою неподготовленную (во всех отношениях) голову. В ту зиму мне искренне не верилось, что я выживу, дотяну до весны. Полуголодный, полузамёрзший, полусонный, одетый явным бомжом, я был хреновым работником и думал только о том, где бы погреться, посушиться, поесть, поспать. Ночевал одно время в подъездах многоэтажных домов города Жуковский (станция называется "Отдых" — это по казанскому направлению, примерно час езды от Москвы на электричке). В Москве-то, на дверях подъездов, стоят кодовые замки, да домофоны. В Жуковском тогда эти новшества ещё не прижились.

На столичных вокзалах, без билета на поезд дальнего следования, не пускали людей даже в платные залы. Правда кое-где ещё существовали залы бесплатные — но туда ночью соваться не следовало (днём — ещё так-сяк). На Киевском вокзале, например, бомжей просто забивали, запинывали до полусмерти, сразу после ухода последней электрички — и вокзал закрывался на ночь (одно время вроде перестал закрываться, потом опять ввели эту практику). Избитых людей гнали (кто не мог идти — выволакивали) на улицу, где они медленно загибались от холода — прямо под стенами вокзала. Всегда, практически каждую ночь, можно было видеть умирающих на улице людей, до которых никому не было никакого дела.