Пропасть глубиною в жизнь

Все засмеялись. Витькин рассказ и особенно последняя реплика развеселила стоявших кружком ребят: они загалдели, отбрасывая по этому поводу шуточки и перебивая друг друга. Однако Алексея история, поведанная Гавриком, почему-то лишь раззадорила. Он стоял здесь, в компании одноклассников, как всегда, только из чувства коллективизма. Несолидно все-таки отрываться от общества.

Леша вообще, хотя и был круглым отличником и довольно исполнительным, ответственным, в полном смысле этого слова успешным учеником, нос никогда не задирал и от компании пацанов, независимо от их статуса в классе и школе, старался не отрываться, чем заслужил вполне уважительное к себе отношение со стороны самой разношерстной публики. Существенно подкреплялось такое его положение и тем, что почти каждое утро в классе начиналось массовым списыванием из тетрадей Кобзаря заданий и упражнений, которые часть ребят, не особо отличавшихся серьезным рвением к учебе, естественно, не делали. Мог он и безо всякого гонора и кокетства написать за полагавшиеся для этого два урока литературы сразу несколько сочинений: для себя и, понятное дело, нескольких оболтусов. В первую очередь, Леньки Бессонова, которого не то что откровенно побаивался, но, скажем так, немного опасался, стараясь не вступать с ним в какие бы то ни было конфликты.

Однако способности Кобзаря не ограничивались лишь легкостью в овладении разными науками. Его рост и умение мыслить, быстро принимать решения стали настоящей находкой для учителя физкультуры Павла Анатольевича, с класса седьмого все настойчивее привлекавшего Лешу в баскетбольную секцию. И нужно сказать, не зря. Парень и здесь целиком и полностью оправдал все возложенные на него надежды: начиная с десятого класса, он уже систематически играл за взрослую баскетбольную сборную района, где, скажем прямо, задних не пас.

И вообще Алексей иллюстрировал как раз тот уникальный случай, когда становятся отличником не потому, что папа и мама – глубокоуважаемые местными жителями, в том числе и школьными учителями, врачи. Абсолютно нет. Это тот случай, когда все, довольно-таки разносторонние, школьные предметы даются одинаково легко и непринужденно, а склад ума и родительские гены помогают полученные на уроках знания легко переварить, отбросить «шелуху», а необходимое аккуратненько разложить в нужных отсеках головного мозга.

Конечно, порою он мог пойти на поводу у своих более ушлых одноклассников-шалопаев, но только если результат в той или иной степени просчитывался и не ударял по его же собственному имиджу. Оно и понятно. Одно дело учиться с шалопаями и разгильдяями в одном классе, а другое – жить рядом, что означает общаться, проводить время вне школы. Причем жить по совершенно другим, прямо противоположным школьным, законам, которые к тому же частенько перестают быть законами и смахивают на обыкновенное беззаконие.

А иначе нельзя. Не получается иначе. У улицы свои законы, и их тоже нужно уважать. И все же явно сомнительных мероприятий, замышлявшихся время от времени все теми же его шаловливыми школьными друзьями под предводительством Бессонова, Лешка старался избегать, всегда умея найти повод, помогающий как-то незаметно и, главное, вовремя уйти в сторону, не запятнав себя чем-нибудь неправильным, так сказать, бьющим по заслуженному авторитету. Возможно, поэтому дымить за мастерской, несмотря на то, что круг школьных курильщиков после каникул вырос почти вдвое, он так и не стал, и, что немаловажно, даже не проявил к этому пагубному занятию ни малейшего интереса, хотя на самих перекурах, считая их вполне нормальной процедурой, присутствовал почти регулярно.

Именно такие явные противоречия в характере Кобзаря и послужили причиной того, что Гаврикина безобидная шалость с ежиком была воспринята им абсолютно без должного чувства юмора. А потому, еще больше ссутулившись и глубже засунув руки в карманы брюк, он резюмировал:

– У тебя, Гаврик, детство в жопе играет.

– Ч-е-г-о-о-о? – протянул Витька, явно не ожидавший на фоне всеобщей поддержки услышать в свой адрес подобное оскорбление.

– Детство, говорю, у тебя в жопе играет, – беспристрастно повторил Алексей.

Наступила пауза – время, ушедшее на ожидание того, каковым же окажется продолжение начавшейся перебранки. Гаврик подбирал необходимые слова.

– А тебя… тебя вообще не спрашивают, – не найдя ничего, более достойного, бросил он. – Понял, да?

– Как раз меня и спрашивали, – сохраняя полное спокойствие, парировал Лешка.

Это обстоятельство еще больше разозлило Витю.

– А я говорю, не твоего ума дело, – сверкнул он глазами. – Стой и дуй в сопилку!

– Я и так стою.

– И заглохни, а то по шнобелю получишь!

– Серьезно?