Лучи солнца падают на веки, и я открываю глаза. До трех ночи я ворочалась с боку на бок, снова и снова прокручивая в голове все события вечера, пока, наконец, не провалилась в тревожный сон. А вдруг мне все это только показалось? Может быть, на меня так подействовал абсент? Но нет, экскурсия по борделям была реальностью. В конце концов, у меня есть оплаченный чек.
Анжела жива.
При этой мысли я утыкаюсь лицом в подушку и начинаю рыдать. Слезы облегчения перемежаются с воплями ярости, от которых у меня вскоре начинают болеть горло и легкие. Мой рейс через два дня, в воскресенье, в десять часов вечера. Я не могу улететь, пока не найду ее. Ночью меня преследовали видения сплетенных извивающихся тел и тревожное предложение незнакомца. «Я могу помочь». Не уверена, что имелся в виду секс, несмотря на то место, где оно прозвучало.
Если подходить к делу объективно, то нельзя исключать, что записку, которую Нур нашла под ковриком, могла написать я сама. Стресс делает с людьми удивительные вещи. Но зачем писать себе список дел, а потом бросать его под чужой дверью? Вряд ли такое возможно. Иначе все, что я здесь делаю, под вопросом.
Если Анжела следила за мной во вторник, значит, могла следить и в другие дни. Должно быть, что-то или кто-то мешает ей подойти ко мне. И это несмотря на то, что я живу в ее квартире.
Стоя под душем, я мысленно подвожу итог своим поискам. Вчера после возвращения я еще раз заглянула под шкаф, но ничего не нашла. Поиск в «Гугле» подтвердил все, что мне рассказывали Нур и Себ о катакомбах. Самое тревожное, что фашисты действительно использовали сеть туннелей во время оккупации Парижа — в каких-то тайных целях. Одного из главных нацистских преступников звали Йозеф Молинаре. Под землей он мучил узников концлагерей. И при этом был одержим близнецами. Молинаре давал им теплые одеяла, подкармливал… А затем они исчезали.
Выходя из душа, я дрожу то ли от холода, то ли от воспоминания об этой веб-странице. Сухие сведения энциклопедии кажутся мне слишком личными.
Одевшись, я продолжаю поиски. Мой взгляд натыкается на мусорное ведро…
Мусор.
Опускаюсь на колени и начинаю перебирать все то, что мы с Себом отбросили как ненужное: блокноты, салфетки, обрывки бумаги. Себ, кстати, предлагал их не выбрасывать, но я тогда торопилась и не собиралась настолько глубоко погружаться в поиски.
На самом дне лежит смятая брошюра. На обложке изображен фасад собора с гигантским крестом и устрашающего вида гаргульей.
Перелистывая брошюру в поисках скрытого послания от Анжелы, я неожиданно натыкаюсь на узор из множества точек, напоминающий рисунок пуантилиста. Именно такие картинки мы с Анжелой, будучи детьми, отправляли в плавание по океану в банках из-под колы. Рассмотреть их можно было, только отодвинув изображение как можно дальше от лица и скосив глаза к носу. Точки в рисунке Анжелы на брошюре образуют узор: прямоугольник с овалом наверху и отогнутым язычком — банка из-подколы.
Счастье сдавливает мне грудь.
Поставив ноутбук рядом с компьютером Анжелы, просматриваю свой почтовый ящик в поисках экстренных телефонных номеров посольства. Похоже, что сейчас самое время обратиться за помощью. Я использую учетную запись в скайпе, с которой звонила Анжеле несколько лет назад, и после двух веселых гудков мне отвечает мужчина:
— Отдел чрезвычайных ситуаций американского посольства, чем я могу вам помочь? — говорит он на безупречном английском.
Услышав родной американский акцент, я облегченно вздыхаю.
— Я хотела бы узнать, может ли посольство помочь мне перенести на другой день невозвратный авиабилет?
Когда во вторник я перебронировала на воскресенье свой рейс в Сан-Диего, клерк из авиакомпании сообщил, что это обойдется втрое дороже, чем я уже заплатила, и никакого кредита мне не положено. Если снова перенести вылет, все эти деньги пропадут. Я объясняю печальные обстоятельства моей поездки сотруднику посольства, но он ничего не может предложить.
— К сожалению, мы не можем договариваться о таких вещах с частными компаниями. Скорее всего, вы потеряете всю сумму. Извините. С вами уже связывались сотрудники посольства, после того как вы прилетели в Париж?
Да. Посольство выделило мне проводника, или вроде того. Его имя Жан-Люк.
— Хмм…
— Что-то не так?
— В отделе содействия гражданам нет сотрудника по имени Жан-Люк.
— Мне кажется, он говорил, что работает в отделе репатриации.
— Я сейчас попытаюсь найти его в списке наших французских стажеров и узнаю, работает ли он сегодня. Если хотите, я попрошу его помочь вам изучить варианты на французских веб-сайтах.
— Спасибо, не стоит.