Пропавшая сестра

Нур смеется, но замолкает, увидев мое серьезное лицо. Ее щеки покрываются темно-красным румянцем.

— То, что проституция — древнейшая профессия?

— А есть что-то интересное в истории проституции в Париже?

Зачем Анжела заставила меня пойти в бордель?

Нур пристально смотрит на меня, вероятно, осознавая, насколько я не похожа на свою сестру.

— Последний расцвет этого бизнеса пришелся на период Второй мировой войны, — осторожно начинает она. — Во время оккупации нацисты активно посещали бордели. Но после окончания войны власти записали всех проституток в предатели. Никому и в голову не пришло опросить этих женщин, чтобы узнать какие-нибудь тайны их клиентов.

Я киваю, вспоминая платиновый блеск волос девушки в комнате с мальчиком-номер-три.

— Думаю, у них и сегодня есть что рассказать о своих клиентах.

Нур качает головой.

— Бордели были объявлены вне закона несколько десятилетий назад. Сейчас проституция законом не запрещена, штрафуют только клиентов, но публичных домов не осталось. А почему ты спрашиваешь?

Я пристально смотрю на нее, обдумывая ответ. Чем дольше я молчу, тем более тревожным становится ее взгляд.

— Нашла кое-что в записях Анжелы. Так что… В общем, просто пытаюсь соединить разные факты.

— Ну, это просто, — говорит она, оживляясь. — Анжела писала диссертацию о катакомбах, верно? Дело в том, что раньше в них можно было спуститься чуть не из каждого публичного дома. Под землей находился черный рынок, и бордели были его основной частью. А потайные ходы позволяли мужчинам легко ускользать от своих жен. Нур закатывает глаза к позолоченному потолку. Мое дыхание становится прерывистым, когда я вспоминаю последние дни и особенно часы. Круглый металлический люк у меня под ногами у входа в бордель.

— Помнишь Хьюго? — продолжает Нур. — Он одержим историей Парижа. Если хочешь узнать подробности всего этого, обратись к нему. К тому же у него не такой сумасшедший график, как у меня. Запуск «Богемы» пожирает все мое свободное время. — Она криво улыбается.

Ее предложение поднимает в моей голове целый ураган мыслей. Еще один гид?! Воспоминание о моих предыдущих проводниках и всём, что с ними связано, не дает мне согласиться сразу. У меня и так осталось немного времени, а согласовывать свои планы еще с кем-то — это значит тратить его впустую. Нет уж, лучше я сама. Да и чем этот неизвестный мне Хьюго лучше, чем уже знакомый Жан-Люк?

— Спасибо, но, наверное, уже не остается времени. Я уезжаю в воскресенье вечером.

Она пожимает плечами, засунув руки в карманы.

— Ну, если ты вдруг передумаешь, его по пятницам можно найти в клубе… В этом, как его?.. Он диджеит там с восьми до одиннадцати, перед началом главного представления… О! Чуть не забыла. — С этими словами она исчезает в кассе.

Через несколько секунд она возвращается, роясь в сумочке. Достает оттуда листовку и что-то царапает на обороте.

— Вуаля. Вот номер Хьюго и твоя записка.

Я беру флаер и вопросительно смотрю на Нур.

— Моя записка?

Нур склоняет голову набок.

— На обороте. Это ведь твоя записка? Твой «ду-ту лист»? Вернее, «ту-ду»[50]. Ну, в общем, ты поняла.

Я переворачиваю листок. На нем от руки написан список.

Приехать в Париж.
Увидеться с Нур.
Потусоваться по клубам.
Вернуться домой в Сан-Диего.

— Спасибо, но это не мое.

Нур, морщит лоб.

— Я нашла это под дверью после того, как ты ушла. Пошла в магазин за продуктами и обнаружила под ковриком. Если это не твой, то чей же?

С трудом вспоминаю, что было во вторник. За последние три дня произошло так много всего, что мне не помешало бы просмотреть краткое содержание предыдущих серий, как после долгого перерыва в сериале. Кажется, от Нур я сразу же помчалась в полицейский участок.

— Не знаю, я…

И я вижу: в левом нижнем углу листка на нашем тайном языке написано «помоги». Слово криво накарябано простым карандашом не то на коленке, не то у стены.

Нур похлопывает меня по руке, с тревогой глядя на меня.

— Шейна, что с тобой? Ты сильно побледнела.

Я вижу ее руку на своей, но не чувствую, словно она прикасается к кому-то другому. Мне трудно дышать. Я не писала этой записки. Поехала в полицейский участок, потом в университет, потом на Монмартр и еще раз обыскала квартиру Анжелы, но нигде не брала листовок или буклетов, хотя автобусные остановки и завалены ими. Все утро прошло как в тумане, ведь именно в тот день я решила задержаться в Париже, но не настолько, чтобы написать в бессознательном состоянии целый список.

— А когда ты это нашла? — спрашиваю я. — Я имею в виду, в котором часу? Это еще был день или уже вечер?

— Наверное, через несколько часов после того, как ты ушла. Около полудня.

— В коридоре было что-нибудь необычное? Еще какие-нибудь бумаги? Может, ты кого-нибудь встретила?