По дороге Эдвард рассказал Белл о некоем бирманце, обвиненном в похищении младенца. Затем этого человека отпустили, но позже вскрылись дополнительные обстоятельства. Бирманцу готовились предъявить новое обвинение, однако не успели. Он погиб, насмерть сбитый мотоциклистом.
– Насколько я понимаю, газетам ничего не сообщили. Но у полиции были серьезные основания считать этого бирманца причастным к похищению младенца. Возможно, он являлся пособником.
– Что это за обстоятельства? Я могу увидеть докладную записку?
– К сожалению, это запрещено. Подобные документы имеют гриф секретности и так далее. Но я рассказал все, что вам необходимо знать. Вскоре после этого ваши родители уехали в Англию.
– И на том все закончилось?
– Да, – кивнул Эдвард, пристально глядя на нее. – На том все закончилось.
Белл хотелось согласиться, однако что-то ее останавливало.
– Нет, не закончилось. Я ведь так и не знаю, что́ там произошло на самом деле.
Он снова кивнул:
– Но разве вас хотя бы отчасти не успокаивает тот факт, что вашу мать освободили без предъявления обвинений?
– Конечно успокаивает, и все же я не могу перестать думать об Эльвире.
Эдвард подошел ближе и взял ее за руку:
– Послушайте, я искренне удивляюсь вам. Ну как через столько лет вы надеетесь узнать о случившемся с вашей сестрой, когда полиции не удалось по горячим следам разыскать похитителя? Неужели эта давняя история так много значит для вас?
– Поначалу не особо значила, но сейчас… – Белл замолчала, не договорив.
Она видела, как Эдвард подавляет улыбку.
– А сейчас, юная леди, никаких «но», – весело произнес он.
– Спасибо вам за сведения, – наконец сказала она.
Эдвард наградил ее искренней улыбкой, от которой у Белл потеплело на душе.
– По-моему, нам самое время насладиться вечером.
Белл не рассчитывала получить удовольствие от столь официального обеда, но, к ее изумлению, удовольствие ей доставило общение с Эдвардом. Мало того что он знал всех гостей – он был умным, образованным человеком, невероятно внимательным. В его обществе ей не пришлось скучать. Но даже во время обеда Белл помнила о своем решении написать Симоне. Оказалось, нелегко писать незнакомому человеку. Белл сделала три попытки, и три скомканных листа полетели в мусорную корзину. Сегодня она решила сделать новую попытку и без обиняков спросить Симону, что́ та помнит о ее матери и событиях 1911 года.
Глава 20
Когда Симона переступает порог моей комнаты, я ощущаю всплеск ликования. Я клялась себе не плакать, но облегчение, испытываемое мной при виде подруги, столь велико, что мне не сдержаться. Она бросает сумку на пол, и через мгновение я оказываюсь в объятиях Симоны. Я невыразимо благодарна ей за то, что она по-прежнему мой друг.
– Диана, – произносит она, осторожно отстраняясь и внимательно глядя на меня. – Как ты?
– Идем к окну, – прошу я. – Там, за стеклами, весь мой мир.
Мне хочется, чтобы она поняла: это драгоценное окно в мир – мой спасательный канат, и нельзя, чтобы его у меня отобрали.
Мы подходим к окну и смотрим в парк. Сегодня чудесный весенний день. По роскошному синему небу плывут пушистые белые облачка. Какая тишина! Это успокаивает. Чем-то сегодняшняя погода напоминает мне море в прекрасный летний день, когда волны лениво накатываются на берег и весь мир пребывает в благодушии. Помню, каждое лето наша повариха наполняла корзину для пикников булочками с кремом, сэндвичами с огурцами, пирогами с курятиной и корзиночками с вареньем. Все мои любимые лакомства, которые можно взять на пляж в Бантаме в Девоне.
Я мельком поворачиваюсь к Симоне, смотрю на ее безупречный профиль. Подруга молчит и ждет, когда я что-нибудь скажу.
– Ты уже говорила с Дугласом? – спрашиваю я, надеясь услышать отрицательный ответ.
– Говорила.
– Значит, он тебе рассказал об этом жутком Грейндже?
Симона кивает и обнимает меня за плечи:
– Дорогая, ты не находишь, что тебе на время стоит сменить обстановку? Это может благотворно на тебя подействовать. Сомневаюсь, что долгие часы, которые ты проводишь наедине с собой, лучшим образом сказываются на тебе.
Моя угрюмость выглядит агрессивнее, чем мне хотелось бы.
– Я не поеду.
– Тебе это может помочь. Там квалифицированный врачебный уход. Есть чем заняться.
– Плетение корзин, – усмехаюсь я и качаю головой. Я не говорю ей, что наслышана об этих ужасных местах, куда мужья отправляют своих некогда любимых жен. – Меня бы там заперли и оставили умирать.
– Такого попросту не может быть. Дуглас бы этого не допустил.
Я хочу промолчать, но боль разрывает мне грудь.
– Дуглас хочет избавиться от меня, а ты знаешь его характер. Если он что-то решил, то ни за что не изменит своего решения.
– Дорогая, он вовсе не хочет от тебя избавиться. Он тебя любит.
По интонации ее голоса я пытаюсь определить, насколько она искренна, и вновь качаю головой. Только сейчас я замечаю седину в ее светлых волосах.
– Соболезную твоей утрате, – наконец говорю я. – Роджер был хорошим мужем.
– Я невероятно тоскую по нему, – кивает Симона.