Пропавшие без вести

— Я все собираюсь его тут старшим назначить, — угодливо вставил свое Бронислав.

— Чего же не назначил, а долго сбираешься? — засмеялся Шиков и подмигнул Геньке.

— Да вот сейчас назначаю: будешь с этого часа старшим! — обратился Бронислав к часовщику. — Идемте ко мне, Дмитрий Андреич! — настойчиво позвал он.

— Ну, пошли, — согласился тот. — Айда, Генька, с нами, — позвал он часовщика.

— А меня-то куда же, Бронислав Николаич?! Ведь я был старшим. Куда же меня-то?! — заюлил перед Брониславом внезапно отставленный бывший старшой секции.

— Тут немцы в одну команду нынче людей велели набрать, я теби туда за старшого поставлю, — обещал ему Бронислав. — Ну, новый старшой, пойдем ко мне, что ли! — позвал он часовщика.

— Пошли, пошли, Генька! — настойчиво повторил Шиков.

— А ну вac! Работы гора, — независимо отозвался тот. — И без меня налижетесь в стельку!

«Начальство» вышло.

— Мы с Митькой Шиковым из одной дивизии; вместе и в плен попали, — пояснил часовщик. — Митька бежал из лагеря из-под Гатчины. Немцы его за побег избили, да сразу в Германию. Он тут, видишь, паном стал, сукин сын, а ведь был командир хоть куда, и смелый и ловкий… Батька-то у него, говорят, генерал!

— Ну, теперь тебе сытно будет! Митька прокормит! — завистливо отозвался кто-то.

— Меня кормят глаз, да башка, да руки! От немцев сыт да от русской сволочи! — возразил часовщик. — А Митька мне — Митька, да все! Я к нему в подручные не пойду!

Глава двенадцатая

Дня через три после посещения Шикова Бронислав с утра вызвал к себе Балашова.

— Надумал? — спросил он в упор, уже без всяких подходов и угощений.

— Что надумал?

— Ты мне дурака не валяй! — зарычал Бронислав. — Где часы?

— Украли, — сказал Иван, понимая, что комендант ему не поверит.

— Слыхал, — навалившись на стол так, что скрипнули доски, сказал Бронислав. — Плевал я на эти басни!

— Ей-богу, украли! — уверял Балашов. — В самом деле украли!

— Ну, думай! Где хочешь возьми, а чтоб были! Не то нынче немцы людей набирают в каменоломни. Часов не найдешь — и поедешь!

— Да говорю же — украли!

— Ступай. Я сказал, — заключил Бронислав, опершись о стол сжатыми кулаками.

В это утро по лагерю все говорили об отправке в каменоломни. Немцы не входили в вопрос о том, кого посылать. Это решалось русской полицией. Шиков давал разверстку по всем трем лагерям, кроме лазарета. Коменданты лагерей разверстывали по блокам, а блоковые коменданты полиции составляли поименные списки. Никто не знал, на кого падет жребий.

Слово «каменоломни» внушало всем ужас. Там работало около тысячи человек, но каждые две недели везли туда пятьсот новых; ранее взятые не возвращались назад — их просто закапывали на месте. Каменоломни — это было одно из многочисленных предприятий, организованных специально для планомерного уничтожения советских людей, согласно общему фашистско-немецкому плану истребления «низших рас». Угоняемым не говорили, куда их везут, но пленные всегда как-то узнавали о наборе команды в это страшное место. Туда брали без особого выбора. Всякий, кто мог продержаться хотя бы четыре-пять дней, считался пригодным в каменоломни. Это было место скорой и торжествующей смерти.

Балашов возвратился от коменданта в барак, силясь держаться спокойно, но на его лице уже был написан приговор.

— Балашов, ты что? — окликнул его часовщик.

— Запишите адрес. Если вернетесь, то сообщите, что я погиб.

Узнав, в чем дело, Генька бросился к Брониславу похлопотать за Ивана. Но коменданта каменного лагеря в это время вызвали к Шикову.

Часовщик был искренне озабочен.

— Попробовал к Митьке пробраться. Он мне помог бы, да немец не пропускает в «форлагерь», — растерянно сказал Генька.

В это время в барак вошел переводчик кухни.

— Старшой! — гаркнул он от порога. — Десять рабочих на рубку брюквы!

Барак оживился. Пленные лезли с нар, торопливо натягивая шинели, всем видом изображая бодрость и готовность к работе: наряд на кухню означал хотя и тяжелый труд, но кормежку в течение целого дня.

Часовщик развернул список.

— Балашов! — радостно выкрикнул Генька. Он нашел выход из трудного положения.

Иван моментально встал в строй десятка, и переводчик повел рабочих на кухню. Полицейский в воротах блока пересчитал их.

— А этот куда?! — остановил было он Ивана.

— Забавник! Тебе что за дело! Кого надо, того и веду!

— Бронислав Николаевич велел… — заикнулся полицай, пытаясь еще преградить дорогу.

— Ишь ты, закозырял меня Брониславом! — огрызнулся кухонный переводчик, отстраняя с пути полицейского.

Между полицией и кухней было соперничество. Полицейские считали себя представителями «верховной силы» — комендатуры. Повара же утверждали свое могущество властью над пищей. Из-за первенства шли между ними распри.

— Проходи, ребята! — скомандовал переводчик кухни, подчеркивая свое пренебрежение к полицейскому: люди, назначенные на кухню, временно переходили в подданство поварского начальства и не подчинялись полиции блока…