Пропавшие души

К сожалению, опьяняющие эмоции длятся недолго. Когда Сьерра исчезает за поворотом, меня захватывает другое чувство. Менее приятное.

Оглядываюсь на ванную, где был до прихода Сьерры, и стискиваю зубы.

Кого я обманываю? Я хотел не просто «умыться», а, собрав мужество в кулак, впервые взглянуть на себя в зеркало. На свое тело. На шрамы, которые никогда не исчезнут и до конца жизни будут напоминать о том проклятом дне.

Впрочем, шрамы – это ерунда. Что меня действительно беспокоит, так это то, что я был в шаге от смерти. Если бы я стоял немного ближе к баллону или под другим углом, если бы каталка упала на меня как-то иначе, если бы ожоги оказались серьезнее, сейчас меня бы здесь не было.

Проведя рукой по волосам, запрокидываю голову и ненадолго закрываю глаза.

Все хорошо. Я жив и здоров.

Становится легче, если произнести эти слова вслух.

Хотя иногда даже они не спасают. Как бы то ни было, я не могу убегать вечно. Рано или поздно придется посмотреть на себя в зеркало. Да я и сам этого хочу. Как-никак это мое тело, а мое тело – мой храм, и все такое… Я должен научиться с этим жить.

– Que desastre, – бормочу, открыв глаза, и опускаю голову, потому что кожа на шее начинает ныть.

Завтра будет новый день. Подумаю об этом завтра…

Дверь с громким щелчком захлопывается, и меня окутывает тишина квартиры, в которой я не был около месяца. Вдыхаю спертый воздух и вглядываюсь в темноту, потом щелкаю переключателем и несколько раз моргаю, чтобы привыкнуть к свету. Квартира кажется чужой, а атмосфера – давящей и неуютной.

Положив сумку в угол, делаю несколько неуверенных шагов по коридору. Все так, как я оставил. У входной двери беспорядочно валяется обувь, по комнате, которая служит мне одновременно и спальней, и гостиной, разбросана одежда. На кухне грязные стаканы и тарелки, открытая упаковка хлеба, уже покрывшегося плесенью. Ставни опущены, и я не собираюсь поднимать их, впускать внутрь солнце и мир. Я стою на пороге, разделяющем две комнаты, и чувствую: квартира изменилась, хотя и выглядит как прежде.

Фыркнув, потираю лоб. Нет, не так. Это я изменился. Сегодняшний я – не тот человек, который уходил отсюда в последний раз.

Чувствуя, как за висками стучит головная боль, медленно иду в крошечную ванную и бросаю взгляд на зеркало над раковиной. Обожженная кожа остается чувствительной и побаливает. А может, это фантомная боль – да, скорее всего, так и есть, потому что я на сто процентов уверен, что мои обезболивающие действуют.

Завтра. Завтра я посмотрю на свои шрамы. На каждый. Подойду к зеркалу и осмотрю свое тело.

Выйдя из ванной, понимаю, что у меня в квартире атмосфера хуже, чем в больничной палате. Сьерры здесь нет. Она не придет навестить меня тайком. Я один. Засыпая по вечерам, можно не надеяться, что утром она окажется у моей кровати. Какое разочарование.

Ничего не делать – подавляет. У меня вынужденный отпуск, я не могу пойти на работу, и не хочется ни читать, ни смотреть телик, ни валяться в кровати – последние несколько недель я только это и делал. Но царящая здесь тишина невыносима.

– Проклятье!

Хватаю бумажник и ключи и выхожу из квартиры, собираясь пройтись по магазинам. Неподалеку находится хорошая овощная лавка, а через две улицы – супермаркет. Прибраться я еще успею, спешить некуда. В конце концов, дома меня никто не ждет, и спать я не хочу. Из-за кошмаров. Я не всегда помню, что мне снилось, но просыпаюсь в поту и тяжело дыша – с гнетущим чувством, которое не хочет отпускать. Кошмар остается кошмаром независимо от того, помнит его разум или только тело.

Светит солнце, но сейчас, в октябре, не так обжигающе жарко. Хоть что-то.

Я решаю провести время с пользой и звоню маме. В последний раз мы созванивались несколько дней назад.

– Митч? – с надеждой спрашивает она, и я улыбаюсь.

– Sí.

– Рада слышать твой голос, – говорит мама и резко замолкает. – Почему у тебя так громко? ¿Todo bien?

– Меня сегодня выписали.

Ее счастливый возглас отдается у меня в ушах. Она рада, она смеется. Но недолго.

– Почему ты плачешь? Все хорошо.

Услышав на другом конце линии тяжкий вздох, сглатываю подступившие слезы.

– Как хорошо, что все наладилось.

Я тоже. Пусть и понимаю, что далеко не все…

– Твой отец на работе. Lo siento, – говорит мама. Я знаю, что ему тоже хотелось бы поговорить со мной.

– Передавай ему привет от меня.

– ¡Claro! Твои братья и сестры живы и здоровы и жаждут с тобой увидеться.

– Скоро вернусь домой.

– С тобой точно все в порядке? – настойчиво спрашивает она.

– Да.

Но это только половина правды, и, как бы больно мне ни было, я не могу ей рассказать – сначала нужно все обдумать.

– Созвонимся на днях?

– До скорой встречи, cariño. Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится. ¡Te quiero!

– Я тебя тоже. – Завершаю звонок.

Мне требуется некоторое время, чтобы избавиться от тяжелого чувства, которому не могу дать названия. Так странно, что я больше не на больничной койке. И что меня прежнего больше нет…