Пропавшие души

– Сейчас вы дадите Сьерре уйти. Я не позволю ударить ее.

Мне нужно на свежий воздух. Не могу больше оставаться в этой квартире.

Я протискиваюсь мимо мамы и сбегаю вниз по лестнице, едва различая ступеньки сквозь пелену слез, застилающих глаза. Во мне бушует ураган эмоций, которые безуспешно пытаюсь сдержать. Только у фургона я останавливаюсь и, дрожа, прижимаюсь лбом к двери.

Меня знобит, хотя солнце ярко припекает.

Случившееся испугало меня, но самое отвратительное, что Митч был там. И видел эту мерзкую сцену.

Рядом раздается шум, и я вздрагиваю. Митч. Чувствую на себе его взгляд, но он ничего не говорит. Молча ставит коробки в фургон и забирается в машину. Я следую за ним.

Весь путь в машине царит тишина. Митч не смотрит в мою сторону. Не знаю, что хуже: его молчание или если бы он задавал мне вопросы.

Он паркует фургон, и мы быстро поднимаем вещи в новую квартиру. В мою пустую комнату. Мне хочется закричать, потому что Митч не произносит ни слова. И потому что он здесь. Не верится, что наши отношения запутаются все больше.

Наконец последняя коробка поставлена у стены, матрас лежит на полу, зеркало установлено в углу. Я пока не чувствую эту комнату своей, но сейчас она больше похожа на мой дом, чем квартира, в которой я жила с мамой.

Неожиданно Митч, осторожно взяв мою ладонь, нежно сжимает ее – у меня перехватывает дыхание.

– Ты дрожишь, – тихо бормочет он, и я понимаю, что он прав. Меня все еще трясет. Проклятье.

Смотрю на наши переплетенные пальцы. Вокруг царит тишина, прерываемая лишь нашим дыханием. Где-то за окном раздается вой сирены.

Митч вдруг отстраняется и, отойдя к стене, усаживается на полу. Без его поддержки я понимаю, насколько обессилена. Вымотана.

И одинока.

Стою посреди комнаты, а Митч приглашающе постукивает рукой по полу рядом с собой. Нужно попросить его уйти и забыть о том, что он видел. Я должна держать дистанцию. Признаться, что его шрамы – это моя вина. Сказать, что он мне нравится. Столько всего. Я сажусь рядом с ним, подтянув колени к груди. Наши плечи соприкасаются, но мне плевать. У меня нет сил – еще немного, и я сойду с ума.

– Не буду спрашивать, хочешь ли ты поговорить о случившемся. Тебе нужно выговориться, Сьерра. Не держи все в себе.

Мой взгляд замирает на клочке бумаги, лежащем на полу. Хочется ответить с иронией, что говорить не о чем, но Митч кладет ладонь на мою спину и осторожно поглаживает.

– Я рядом, – говорит он с такой нежностью, что мне становится почти физически больно.

– Тебя до сих пор мучают кошмары? – вдруг спрашивает он. Задерживаю дыхание, а потом приваливаюсь к стене и смотрю на Митча. Его взгляд устремлен в никуда, хотя он и продолжает успокаивающе поглаживать меня по спине. – Мне тоже. Постоянно. Разные, но все они касаются того проклятого дня. А ведь я почти не помню произошедшего, потому что был без сознания. Это какое-то безумие.

– Прости, – выдыхаю я, и его губы растягиваются в слабой улыбке.

– Тебе не за что извиняться.

Если бы он только знал …

– Кошмары снятся мне реже, – говорю я, но не уточняю, что самое плохое случается не во сне, а когда я бодрствую. Тогда от ужаса нет спасения, ведь я не могу проснуться, если не сплю.

– Это хорошо, я рад.

И я рада, что он не может слышать мои мысли.

– Да, наверное.

Смотрю на темно-синюю рубашку Митча, взгляд цепляется за торчащую нитку – похоже, шов вот-вот разойдется.

И почему мне так комфортно и спокойно рядом с ним? Почему любить его легко, но признаться в своих чувствах – тяжело?

Прикрыв глаза, вдыхаю запах его лосьона после бритья и говорю:

– Мама никогда не отличалась особой нежностью, но сегодня она впервые подняла на меня руку – Слова легко слетают с языка, словно сами собой. Митч молчит, и я могу представить, что рядом – никого. Я продолжаю: – Мы никогда не были идеальной семьей, и наши отношения ухудшались год от года. Пока я наконец не сдалась, поняв: больше нечего спасать. Может, когда-то эта мысль причиняла мне много боли, но не сейчас. Не после той сцены, которую она устроила.

В пустой комнате кажется, что мое дыхание отскакивает эхом от стен, словно мячик для пинг-понга. И мне становится не по себе.