Я отвечаю на поцелуй, запустив пальцы в волосы Митча, прижимая его еще ближе к себе, и не сдерживаю тихого стона, когда он нежно прикусывает мою нижнюю губу. Он проводит рукой по моей шее, оглаживает подбородок. По телу бегут мурашки. В тот миг, когда в животе у меня начинают порхать бабочки, ноги становятся ватными, а воздуха не хватает, Митч отстраняется.
Тяжело дыша, мы смотрим друг на друга. В голове ни одной разумной мысли. Какое счастье, что я все-таки не выронила бутылку вина.
– Прости, – шепчет он. – Не планировал на тебя набрасываться, но не удержался.
– Все в порядке.
«Умоляю, продолжай!» – прошу я.
– Проходи. Ужин готов.
Он отстраняется, пропуская меня в квартиру. Дверь с щелчком закрывается. Протягиваю Митчу бутылку.
– Не знаю, хорошее ли это вино, – признаюсь я. – Редко пью вино.
– Редко или совсем не пьешь? – уточняет он, забирая бутылку.
Почему он так хорошо меня знает?
– Я купил пива. Без понятия, хорошее оно или нет.
– От жажды мы точно не умрем. – Я осматриваюсь. Ноги все еще подрагивают.
Квартира небольшая, но уютная – делаю вывод, окинув ее взглядом. Пахнет помидорами, луком, цитрусовыми и чем-то еще. Потрясающе.
Свет приглушен. Тихо гудит кондиционер. Мне здесь нравится. Диванчик, заставленные полки – незатейливый интерьер.
Митч остается рядом и дает мне время, чтобы обследовать квартиру. Я резко останавливаюсь и выжидающе смотрю на него.
– Мне разуться? Прости, что не спросила раньше, до того, как прошла внутрь.
Он обнимает меня и целует в лоб.
– Я скажу, если что-то не так. Обычно я хожу босиком. Ты можешь оставить туфли или снять, как хочешь.
– Ладно.
– Мне надо на кухню. Составишь мне компанию? Или подождешь здесь?
– Предпочту пойти с тобой. Хочу выяснить, чем так аппетитно пахнет.
Митч проходит вперед, убирает вино и, занявшись приготовлением чего-то в ступке, просит меня следить за тем, что происходит у него за спиной.
Прислоняюсь к кухонной стойке.
– Что это? – спрашиваю я, после чего распознаю авокадо. Это наводит меня на мысль: – Погоди, неужели ты готовишь настоящее мексиканское гуакамоле?
Фыркнув, он бросает на меня недоверчивый взгляд:
– А чего ты ожидала? Что я куплю готовое? Мама даже из Мексики это почувствует и упадет в обморок, как пить дать.
– Она обладает сверхспособностями?
– Да. Особенно если речь идет о еде.
Тихо смеюсь, наблюдая, как Митч разминает авокадо пестиком. Мое внимание привлекают его руки: вены, сухожилия, мышцы, которые с каждым движением вырисовываются все четче.
Проклятье.
Меня не спасти. Как можно терять голову от готовки? Митч очаровывает и возбуждает. Конечно, я и прежде встречала красивых мужчин. Мужчин, которых находила привлекательными. В противном случае я не спала бы с ними. Но с Митчем все иначе. Мощнее. Глубже.
Наверное, я никогда не влюблялась. Или влюблялась, но не так. Не совсем правильно.
Имеет ли смысл говорить о правильном и неправильном, когда речь идет о любви?
Нервничая, переминаюсь с ноги на ногу. От Митча это не укрывается: он вопросительно приподнимает бровь.
– Не бойся. Буррито обязательно будет, но на десерт.
Невольно хихикнув, отвечаю:
– Идиот.
Он усмехается и подмигивает.
– Что у нас на первое? – подыгрываю я.
Он наполняет гуакамоле маленькую миску.
– В качестве закуски – чипсы из тортильи, запеченные с сыром, и домашнее гуакамоле. Затем энчилада, которая тебе очень понравится, и тако. Про десерт ты уже знаешь. Но еще будет бионико.
Заметив мое недоумение, он поясняет:
– Это мексиканский фруктовый салат с кремом, медом, мюсли и кокосовой стружкой. Изюм я не люблю, поэтому всегда убираю, но для тебя немного оставлю. Поверь, это очень вкусно.
– Звучит великолепно, – признаю я, с наслаждением наблюдая, как Митч готовит. Он сосредоточен, но при этом расслаблен. Есть в этом что-то медитативное.
– Ах, миерда! – вдруг ругается он, изменившись в лице. – Хочешь что-нибудь выпить? Вино? Пиво? Вода? Совсем забыл спросить…
Я с облегчением вздыхаю.
– Боже. Я уже решила, что ты поранился или испортил еду. Не пугай меня так.
– Что, по-твоему, было бы хуже? Если бы я поранился или испортил еду?
– Испортил еду.
Выражение его лица не передать. Он прищуривается, пытаясь понять, шучу я или нет.
– Ты пошутила.
– Нет. Совсем нет. Я страшно голодна.
С дерзкой улыбкой придвигаюсь к Митчу, касаясь бедром его бедра – хочу, чтобы он потерял самообладание. Глупая. Я сама давно его потеряла.
Вид у меня серьезный. Взгляд останавливается на губах Митча, и моя решимость улетучивается. Понятия не имею, о чем мы вообще говорили.
Дотрагиваюсь до его губ, не понимая, что делаю. Обвожу их по контуру, ощущая его дыхание, и мне плевать, что он понимает, как сильно я этого хочу.
Мы целуемся – жадно и страстно, как никогда прежде. Митч скользит руками под мою тонкую блузку, касается талии, гладит по бедрам, заставляя задыхаться. Потом без предупреждения разворачивает меня, и я теряю равновесие, не удержавшись на высоких каблуках. Он держит меня, и я знаю, что не позволит мне упасть, но машинально вскидываю руку и хватаюсь за стол. Чувствую, как пальцы погружаются во что-то мокрое, и замираю.