Пропавшие наши сердца

Она ведет его еще дальше наверх, на третий этаж, где нет ни одной жилой комнаты. Сквозь дверные проемы голые дощатые полы кажутся омутами, всё чернее и чернее. Маргарет заходила туда всего однажды, в день приезда. Всюду лежала сугробами пыль. Ветхая мебель, без ручек, без ножек, – казалось, тронешь, и развалится; старый проигрыватель, на нем пластинка, такая исцарапанная, что и не заведешь. Всюду проникала природа – просачивалась во все щели, понемногу захватывая дом. В разбитое окно ванной протянулся длинный побег плюща, словно чья-то рука, искавшая дверную защелку; в спальне, возле трещины в стене, из пропитанного влагой ковра вырос целый лес грибов.

И вот, стоя на верхней площадке, Маргарет нащупывает в тени шнур, и в потолке открывается люк, а оттуда свешивается лестница. Маргарет так и тянет взять Чижа за руку, повести, но она сдерживает порыв. Зная, что сдерживается и Чиж.

Сюда, командует она и взбирается вверх по лестнице в густой сизый мрак. Не дожидаясь Чижа.

Слышно, как сзади Чиж неуверенно ступает на нижнюю перекладину. Маргарет заставляет себя карабкаться вверх, все дальше и дальше от него. И верить, что он не отстанет. На самом верху она останавливается и впервые смотрит на него. Глаза у нее приучены к темноте, а у него – нет, и он больше прислушивается, чем приглядывается, нащупывает перекладины, похожие на шпалы. Лестница холодная, пыльная, сквозь щели в крыше проникают лунные лучи, и Чиж на ходу уклоняется от полосок света. Наконец он дополз до Маргарет, и она подставляет ему плечо.

Вот мы и пришли, говорит она, скрипнув задвижкой. Осторожно.

Они ступают на плоскую крышу, в почти чернильную тьму. Зябко, ветер вспарывает мрак, словно нож, но у Маргарет сердце тает. Какая же здесь красота!

Внизу небрежно брошенной скатертью раскинулся город. Даже в этот безмолвный час вдоль улиц вьются огненными лентами потоки машин; вдалеке, словно стальные деревья, высятся небоскребы, тянутся к луне. Чуть поблескивают темные окна, отражая осколки лунного света. Крыша пуста – есть только город, и небо, и они. Ограждения нет, острый край крыши обрывается в пустоту, а внизу земля. Услыхав, как Чиж ахает от изумления, Маргарет на миг видит сына прежним – чутким, любознательным, с горящими глазами, в восторге от буйства жизни вокруг.

Я не… начинает он и умолкает. Делает шаг вперед по плоской крыше, еще шаг – осторожно, словно ступает по горной тропе. Не знал, что город такой большой, говорит он. И протягивает руку, будто хочет потрогать пальцем далекий небоскреб.

Еще бы, вторит Маргарет. Я на крышу выхожу только ночью, чтобы никто не увидел. Просто удивительно, продолжает она, глядя на горизонт. До того, как я сюда попала, не представляла, что город такой огромный. А когда я здесь очутилась, совсем молодой, то всюду, где только можно, ходила пешком. Старалась увидеть как можно больше.

Чиж чуть заметно поворачивается к ней ухом – похоже, ей удалось его увлечь. Маргарет делает вид, что не заметила.

Конечно, добавляет она, мне и по работе пришлось помотаться по городу. И я здесь неплохо все изучила.

Она умолкает, выжидает. Рассказывал ли ему Итан, знает ли он хоть что-нибудь? Но тут Чиж отзывается – видно, заглотил наживку:

Что за работа? – спрашивает он, не оборачиваясь, как будто ему все равно.

Курьер. Развозила письма и тому подобное. Давно, еще в Кризис. На велосипеде, уточняет она запоздало.

Чиж молчит, но преграды между ними сейчас нет. Маргарет никогда ему не рассказывала о своей нью-йоркской жизни, о том, что было до него, – сначала ждала, когда он подрастет, а потом ушла. Для него ее прежняя жизнь – чистый лист. Она смотрит, как Чиж свыкается с новым образом мамы – колесящей по городу, развозящей почту.

Что ты развозила? – спрашивает он.

В основном посылки, иногда документы на подпись. В те времена многие фирмы закрылись, грузовиков не хватало. И бензин вздорожал, а мы, велокурьеры, и брали дешевле, и доставляли быстрее.

Маргарет следит за его лицом. Иногда продукты, продолжает она. И лекарства – тем, кто болен и не может выйти из дома. Лекарства мы забирали в аптеке и оставляли на крыльце.

Мы? – переспрашивает Чиж.

Нас было много, все крутились как могли.

Она раздумывает, делиться ли подробностями. Нет, лучше подождать.

Так ты познакомилась с папой?

Маргарет качает головой: он был из другого мира, студент. Мы и встретились-то по чистой случайности.

Она выжидает.

Как он там? – спрашивает она, не зная, как спросить о том, что ее волнует на самом деле: каким он стал, изменился ли за годы разлуки, после всего, что случилось. Наверное, волнуется за Чижа, места себе не находит, думает она с болью. Жаль, нельзя ему позвонить, сказать, что Чиж жив-здоров. Но это опасно; пока что ничего не изменилось. Еще рано. Надо, чтобы он ей доверял – как доверяла она ему все эти годы, поручив ему ребенка.

Чиж дергает плечом – неопределенно, но даже это движение выдает внутренний раздрай.

Все у него в порядке, отвечает он. Я так думаю.