Пропавшие среди живых

Чем дальше шел Корнилов по тропинке, тем больше одолевало его беспокойство. Он вспоминал слова Иннокентия о болезни матери и думал о том, в каком состоянии ее застанет. А вдруг у нее что-нибудь серьезное?

Неожиданно лес кончился, и Корнилов увидел невдалеке, километрах в двух, большой белый собор на взгорке, несколько невысоких домиков среди зелени. Слева, в небольшом заливчике, покачивались у пирса потрепанные рыбацкие суденышки. На одном из маленькой трубы струился легкий дымок, да на баке было развешано белье.

Неожиданно на тропинке, сбегавшей от собора, появился безногий парень на тележке с колесиками. Отталкиваясь зажатыми в руках деревяшками, парень ловко скатился с горы. Ему было лет двадцать пять, не больше. Парень посмотрел внимательно на Корнилова, почему-то улыбнулся и спросил:

- У вас что курить есть?

- "Ява", - отозвался Корнилов, - закуришь?

- От "Явы" не откажусь, - сказал парень, подъезжая к Корнилову. - А то у нас тут одни "Южные". Нас ведь Петрозаводск снабжает. Из Ленинграда не привозят.

Он взял у Корнилова сигарету. Игорь Васильевич отметил, какие сильные и темные от загара у парня руки.

- Турист? - спросил парень, закурив.

- Да не совсем, - ответил Корнилов, глядя на инвалида и думая о том, где же его, бедолагу, угораздило потерять ноги: под трамваем, под поездом? - Совсем я не турист. Хотел как раз у тебя спросить... Дом престарелых где здесь размещается?

Он специально сказал "дом престарелых", а не инвалидов, боясь произнести при парне это слово.

- Здесь! - махнул парень рукой на собор. - В монастырских постройках. Мы тут прямо как монахи живем. А вы что, проведать кого приехали?

- Да у меня мать здесь, - начал Корнилов и увидел, как посуровело вдруг у парня лицо, а глаза, смотревшие мгновение назад так приветливо и доверчиво, стали злыми.

"Откуда я знаю это лицо? - подумал Корнилов. - Такое недоброжелательное, недоверчивое? Не по делу ли об ограблении в Гавани он проходил?"

- Ма-а-ать у вас здесь, - сказал парень, растягивая слова. - Понятное дело. Сходите проведайте... - Он отвернулся и собрался уезжать, а Корнилову стало так обидно от этого холодного тона, от этого несправедливого подозрения, что он неожиданно для самого себя сказал:

- Ничего тебе не понятно! Забрать я ее приехал. И знать не знал, что ее сюда отправили...

Слова прозвучали как оправдание, совсем по-детски, но Корнилов не мог не сказать их безногому парню.

Парень снова повернулся к Корнилову и присвистнул:

- Вон у вас какие дела... Чего же вы балакаете тут со мной? Мать-то знает?

- Нет, - сказал Корнилов. - Не знает... Сказали, что она тяжело больна... Может, ты знаешь ее? Корнилова Вера Николаевна... Такая худенькая, совсем седая.

- Чудак вы, - улыбнулся инвалид. - Да они здесь все седые и худенькие. А Веру Николаевну я знаю. Как же. Да она ведь и недавно на острове. Месяца три...

Корнилов склонился к парню:

- Вот-вот: Месяца три. Как она? Здорова?

- Да вроде здорова, - пожал плечами парень. - Полчаса назад на обеде ее видел.

Но Корнилову почудились какие-то нотки сомнения в голосе у парня.

- Да чего вы волнуетесь? - сказал инвалид, заметив состояние Корнилова. - Пойдемте разыщем Веру Николаевну. Вот радость-то будет ей. Вот радость... - Он резко оттолкнулся и покатил вверх по тропинке, к собору. Корнилов пошел рядом.

- Вас как звать? - спросил парень.

- Игорь Васильевич.

- А меня Лешей. Алексей Федосеич Рымарев. Два года островник.

"Ну конечно, - вспомнил Корнилов. - Рымарев. Ограбление пьяных. Сколько ему тогда дали? Лет пять. А несчастье наверняка с ним в колонии приключилось. Ну и ну!" Корнилову вдруг стало не по себе, словно сам он был виноват в Алешином несчастье. - Как же он меня-то не признал? Забыл?"

Они прошли сквозь ворота в толстой монастырской стене. За воротами открылся заросший травой дворик. Дорожка, выложенная известняковыми плитами, привела Корнилова и его спутника к флигельку. Маленькие оконца, сплошь заставленные геранью в белых жестяных банках.

- Я сейчас, - бросил парень и с ходу перескочил невысокий порожек. Дверь сильно хлопнула. Корнилов постоял секунду и тоже решил зайти в дом. Он открыл дверь. Навстречу Корнилову, глухо грохоча своими колесиками по дощатому полу, катился Леша.

- Нету ее в палате, - сказал он. - Соседки говорят, гуляет... Да мы сейчас разыщем.

Они выбрались из монастырского дворика уже через другие ворота и очутились на высоком берегу. На озере ветер гнал нескончаемые белые барашки, и казалось, что остров плывет навстречу этим барашкам, навстречу низким облакам. Пронзительно кричали сварливые стремительные чайки.

Недалеко от стены, среди кустов сирени, стояла скамеечка, и на ней сидела мать. Корнилов сразу узнал ее, хотя и сидела она спиной к нему. Маленькая, сутулая, с непокрытой белой головой, она сидела одна и смотрела вдаль, на озеро.

- Вот... - начал было обрадованно Леша, но замолчал, посмотрев на Корнилова, и только показал глазами на мать. Но она, услышав Лешин возглас, обернулась. Скользнула взглядом, не задержавшись на Корнилове, кивнула Леше и отвернулась.