Пропавшие среди живых

- Не узнала, - прошептал Корнилов. И подумал: "Ну откуда же? Ведь она и думать не думает..."

Но мать обернулась снова. Она несколько секунд пристально вглядывалась в Корнилова и вдруг, тихо охнув, рывком поднялась. Игорь Васильевич быстро пошел ей навстречу.

- Игорек... Приехал... - только и сказала она и заплакала, уткнувшись ему в грудь.

Потом они сидели вдвоем на скамеечке, и Корнилов рассказывал матери про свои дела, беспокойно вглядываясь в ее лицо и отмечая, что она еще больше постарела за эти несколько месяцев. Морщин на лице было не так уж и много, но кожа стала совсем сухой и тонкой и вся была усеяна мелкими-мелкими веснушками. И глаза словно выгорели... "Я тоже хорош, думал Корнилов, - последнее время выбирался в Батово раз в три месяца. Только денежки слал... Мало ли что мне у Иннокентия не нравилось. Мать-то чем виновата?"

Когда Корнилов сказал, что приехал забрать ее с собой, мать снова заплакала. Потом достала из рукава пальто платок, аккуратно утерла слезы и, подняв глаза на Игоря Васильевича, улыбнулась ему виновато.

- Ну вот видишь... Все плачу. Больше не буду. - И, вздохнув, сказала: - Ну зачем я поеду, Игорек? Здесь ведь совсем неплохо. И кормят прилично. И живем мы в комнате втроем... Вот только скучно. - Она помолчала в раздумье, глядя отрешенно на озеро. - А тебе я только в тягость. Опять болеть буду. Здесь-то климат для сердечников хороший. И все время под присмотром. Врач Тая Федоровна у нас очень знающая. И обходительная. А дома... Ты все на работе. Да и свои у тебя заботы. Ну как, если надолго слягу?.. Как у Кеши в последний раз... - Она всхлипнула, но сдержалась, не заплакала. - Я ведь, сынок, Кешу не виню. Трудно им со мной было... С последним приступом я месяц пролежала... "Неотложку" сколько раз вызывали. И ночью и днем. Татьяна даже отпуск за свой счет брала... А у них хозяйство. - Она посмотрела на Корнилова, словно призывая его внять разумным доводам. Потом вздохнула тяжело. - В тягость я им была... Да и мне с ними тошно. Кеша ведь до чего дошел? На службе у себя яйца и кур получит - и в Гатчину на рынок. И на "Москвиче" своем подрабатывал. Как что, соседи стучат в окно: "Иннокентий Васильевич, выручите, подбросьте до города..." И все за рублики. Стыдно людям в глаза смотреть!

"Эх и шляпа же я, - с горечью думал Игорь Васильевич, слушая мать. Своего родного брата упустил... Уголовный розыск! Как я перед матерью виноват!"

- Что ж, мама, поедем домой, - сказал он твердо. - Как-нибудь проживем вместе. А будешь много болеть - вместе сюда вернемся. Скит под квартиру приспособим, и точка. Буду работать участковым, - он засмеялся.

Мать тоже засмеялась и словно засветилась вся.

Она показала Корнилову свою комнату. Там и впрямь было чистенько и довольно просторно. Три кровати, аккуратно заправленные, тумбочки, и на каждой по большому букету цветов в жестяных банках, обернутых кусками обоев. Но только и здесь, как и в коридоре, воздух был какой-то затхлый, с примесью лекарств. Потом они прошлись вокруг собора. Корнилов бережно держал мать под руку, а она все рассказывала ему о своем житье-бытье, чопорно раскланивалась со встречными старушками. Корнилов чувствовал, с каким любопытством и, может быть, завистью приглядываются к нему эти старушки, как хочется, наверное, узнать, кто это приехал к Корниловой. Не сын ли? А мать шла гордая, голос у нее окреп, стал тверже. И все говорила, говорила.

Оказалось, что увезти мать сегодня нельзя. Надо было выполнить целый ряд формальностей, а заведующего не было. Он уехал в Сортавалу. Вернется только завтра, в воскресенье, а теплоход отправлялся сегодня вечером. "Ну ничего, - подумал Корнилов, - как-нибудь переночую, а завтра поедем". Мать сказала, что пароходик на Сортавалу ходит каждый день.

Корнилов отправился на теплоход за портфелем да еще предупредить, чтобы не искали.

У дебаркадеров было шумно и весело. Гремела музыка, отдаваясь эхом в скалах. На теплоходах уже зажгли свет.

Спускаясь по трапу с теплохода, Корнилов встретил Олю. Она была одета в темный спортивный костюм, а в руках несла букет брусничника с начинающими краснеть ягодами. Корнилов уступил ей дорогу. Она, в сумерках не признав его, прошла сначала мимо, но тут же обернулась:

- Ой, я вас и не узнала... Что это вы? Не поздно ли на прогулку?

- Да я остаюсь... - тихо ответил Корнилов. - Понимаете... В общем, надо задержаться на день...

- Задержаться на день? - удивилась девушка. - А как же... - она, видимо, хотела сказать: "А как же вы доберетесь обратно?" Но догадалась. Ну конечно, здесь же поселок. Люди на чем-то ездят... И вы знали, что останетесь? - спросила она неожиданно.

- Да нет, думал, этим же теплоходом вернусь. Но так уж получилось...

- Возьмите меня с собой, - вдруг сказала Оля. - Так не хочется от этой красоты уезжать! Нет, правда... На работу мне не надо. Я отпуск догуливаю. Вот папуля удивится! Только его предупредить надо, а то ведь он начнет паниковать, теплоход задержит.