Пропавшие в Эдеме

И потом сказала: «Мы отрабатываем несколько версий». И еще: «Посмотрите на меня, пожалуйста». И еще: «Вы же понимаете, Хели, что молчание работает против вас». И только тут я въехала, то есть до меня дошло, что одна из версий – это я, и на всякий случай я сдвинула колени, чтобы хотя бы за это не огрести, взяла со стола листочек и ручку и написала: «Я молчу, потому что потеряла голос. А не потому, что мне есть что скрывать. Я в ступоре». И тогда я увидела, как ее правый глаз эмпатически округляется, а левый все еще излучает подозрение: уж чего только не наслушалась эта следовательница.

Она сказала мне:

– Пишите. Если вы не можете говорить, то запишите, как, по-вашему, развивались события.

Я не поняла, что значит «как, по-вашему». А как еще-то? Офер зашел на плантацию и не вышел. Когда это случилось, рядом никого не было. Кто еще, кроме меня, может рассказать, что там произошло? Но следовательница протянула мне ручку и блокнот с желтыми листочками. А когда увидела, что я вытаращила глаза, пояснила:

– Я верю вам, вы в стрессе, но, пока не доказано обратное, нельзя отрицать и ту вероятность, что вы причастны к исчезновению своего мужа. И как бы это ни было неприятно, мы должны делать свою работу. Сейчас мы просматриваем ваш телефон. В том числе и те сообщения, которые вы вроде как стерли. К вам домой отправили сотрудницу полиции, чтобы забрать ваш ноутбук. В конце концов мы узнаем о вас все, что нам нужно, Хели. Да мы и сейчас уже немало знаем. Вы приехали из Аргентины в семь лет. Ваш папа боролся против военной хунты, его похитили, несколько месяцев держали неизвестно где и потом внезапно отпустили, но при условии, что вы тут же покинете страну, – до сих пор все верно? В армии вы были инструктором по боевой подготовке, один раз вас посадили на неделю на гауптвахту за то, что вы нагрубили командиру. У вас есть сертификат дайвера и права категории С, вы пять лет волонтерите, тренируете новых репатриантов – вы молодец, – вас выбирали игроком года в «Мама-нет»[117] и лучшим сотрудником логистической компании, где вы пять лет работаете финансовым директором, и все равно вы почему-то скрываете от сотрудников, что вам нужно написать еще одну работу, чтобы получить диплом магистра: вы хвастаетесь, что он у вас уже есть. Понимаете, Хели? Бессмысленно пытаться от нас что-нибудь скрыть. Чем больше правдивых подробностей вы нам расскажете, тем больше у нас будет шансов найти вашего мужа.

Я хотела ей сказать, что они совсем, совсем не там копают. Но я по-прежнему не могла говорить.

Тогда я взяла листок и расписала все, что произошло с того момента, как мы отправились на прогулку, все по минутам.

Потом отступила строчку, будто нажала два раза «энтер» на компьютере, и добавила вопрос:

«А как насчет национальных мотивов? Вы действительно отрабатываете эту версию? Или решили бросить все силы израильской полиции именно на меня?»

Она взяла листок, прочла все, что я написала, и медленно закивала, как будто я ее разочаровала.

И сказала:

– Детали исчезновения вашего мужа, госпожа Раз, нетипичны для похищения по национальным мотивам. У нас не было ориентировок о возможности похищения заложников в этом районе. Ни одна из террористических организаций не заявляла, что берет на себя ответственность. И тем не менее и мы, и другие силовые структуры работаем над тем, чтобы исключить эту возможность.

И добавила:

– Я понимаю, что вы нервничаете, но мне нужно, чтобы вы помогли мне помочь вам. Того, что здесь написано, недостаточно. Вы дали общую информацию, спасибо. Но нам придется копнуть глубже, вникнуть в детали, о которых говорить не так уж приятно, ладно?

Кивая, я подумала про Дана, но она сказала:

– Для начала я попрошу вас написать пять вещей об Офере, которые мало кто знает. И пожалуйста, пишите не только то, что вы считаете важным для следствия. Вы не знаете, что важно, а что нет. Иногда то, что кажется совершенно не относящимся к делу, как раз и дает зацепку, которую мы ищем. Хобби, отклонения, секреты из прошлого. Все может пригодиться.

Этот листок остался у нее, но я отлично помню, что написала:

Болезнь. Аутоимунная. Очень редкая. Бывает у одного человека на сто тысяч. Офер решил лечиться резкой сменой рациона и йогой в больших количествах. К изумлению врачей, лечение оказалось эффективно. Приступов почти нет. Но, несмотря на это, кое-чего он уже не может делать. Например, бегать полумарафон или плавать на каяке. Или нести меня на руках в постель.