Пропавший без вести

«Надо бы поставить чайник», – думаю я и вдруг замечаю, что Диана вышла на свою террасу и, не отрываясь, смотрит на полицейских. Увидев меня, она натянуто улыбается и тут же уходит в дом.

– Мы теперь главный источник местных новостей, – говорю я Нику, показывая на соседей.

– Они просто волнуются.

Не стану с ним спорить. Наливаю воды в чайник, зажигаю горелку и, когда констебли наконец появляются на пороге, ставлю на стол четыре кружки.

Роум заметно загорела. Работала над делом Джейкоба – или все это время провалялась на солнце? Ужасно хочется потрясти ее за плечи, крича: «Почему вы не нашли моего сына?»

Роум с искренней улыбкой спрашивает, удается ли нам нормально поспать, и мне становится стыдно за свои мысли. Эта молодая женщина очень вежлива и услужлива. Только мне плевать на ее вежливость. Мне нужен результат. Мне нужна целеустремленность, мне нужна полная отдача. Вслух я такого никогда не скажу, но прекрасно понимаю: Роум – молодая мать, и если ее малыш хоть отдаленно напоминает Джейкоба в детстве, то просто прийти на работу в чистой форме стоит ей огромных усилий. Маленькие дети отнимают у родителей все их время, а я хочу, чтобы Роум посвящала его поискам Джейкоба. Хочу, чтобы она днем и ночью работала, пока не найдет моего сына.

Я завариваю чай, добавляю в каждую кружку немного молока.

– Вы говорили с Каз о ребенке?

Констебль Эванс кивает в ответ.

– А с Робертом? Его вы допросили?

– Еще нет, но планируем.

– Он искал Джейкоба в тот вечер. Роберт сам признался, что был жутко зол. Я не намекаю, что он причастен к исчезновению моего сына, но мотив у него был.

«Мотив», серьезно? С каких пор я так выражаюсь?

Ник бросает на меня предупреждающий взгляд.

Эванса, похоже, мои слова не заинтересовали, у него, судя по всему, есть другие версии.

Я подаю чай и сажусь на диван рядом с Ником.

Сверившись с блокнотом, Эванс говорит:

– Мы побеседовали с Россом Уэйманом, владельцем парома. Он утверждает, что не видел Джейкоба – ни в день его исчезновения, ни после того.

Росс Уэйман уже много лет заправляет паромом. В шестнадцать он бросил школу, отправился в Лондон и нашел работу в банке. К девятнадцати Росса перевели в биржевой зал, где он заключал огромные сделки бок о бок с опытными трейдерами с престижным образованием. В тридцать он ушел из банка – говорят, накопив к тому времени пару миллионов, – и следующие десять лет провел где-то в Африке. Росс вернулся, когда умер его отец, и переехал вместе с матерью в эдвардианский дом с видом на залив. Паром как раз выставили на продажу; Росс купил его и стал заниматься перевозками на пару с мамой – она собирала оплату, а он рулил. Сейчас ему за шестьдесят, но Росс по-прежнему каждый день возит людей через залив. С восьми утра до восьми вечера, как сказано на табличке, триста шестьдесят пять дней в году.

Я стараюсь не тешить себя надеждой, что Джейкоб все еще на отмели, раз его не видели на пароме. Он вполне мог пройти пешком через мыс – быстрым шагом дорога займет всего час, хотя в темноте понадобится чуть больше времени.

Эванс смотрит на Ника, затем переводит взгляд на меня.

– Нам сообщили, что на день исчезновения Джейкоба приходится годовщина смерти другого мальчика, Марли Берри.

К лицу приливает кровь. Кто сообщил? Диана? Она с большим любопытством наблюдала, как полицейские идут к нашему дому. Не представляю, к чему ей или кому-либо еще вспоминать про годовщину.

– Марли был лучшим другом Джейкоба, – объясняет Ник. – А его мама, Айла Берри, приходится Джейкобу крестной матерью. Ее дом рядом с нашим.

– Я правильно понимаю, что Джейкоб был с Марли, когда тот утонул? – спрашивает Эванс.

Ник кивает.

– Странно, что вы об этом не упомянули.

– Мы думали, это не важно, – говорю я.

– Где все произошло?

Немного помолчав, я отвечаю:

– Здесь. В этой бухте.

Констебль Эванс переводит взгляд то на меня, то на Ника. Он говорит медленно, вкладывая смысл в каждое слово:

– Итак, Марли Берри, лучший друг Джейкоба, исчез здесь, а ровно через семь лет на том же месте пропадает и сам Джейкоб. Все верно?

– Марли не исчез, – поправляю я. – Он утонул.

Я не позволю ему связать воедино эти два происшествия.

– Как смерть Марли Берри повлияла на Джейкоба? – задает Эванс еще один вопрос.

– Он был страшно подавлен, – отвечает Ник. – Потерял лучшего друга. Они были неразлучны.

– Значит, в годовщину его смерти Джейкоб наверняка думал о Марли?

Я вспоминаю исцарапанный снимок из бумажника Джейкоба, и по спине пробегает дрожь. Во рту пересохло, но я заставляю себя сглотнуть и говорю:

– Вполне возможно.

Констебль Эванс отпивает чай и ставит кружку на приставной столик, хотя я специально положила для всех подставки из бананового дерева под цвет диванных подушек. Когда я купила их, Ник усмехнулся: «Боже, сколько наворотов для пляжного домика».

– Я хочу подробнее обсудить ваш последний разговор с Джейкобом. – Эванс откидывается на спинку дивана и придирчиво изучает меня.

– Что именно вы хотите знать? – резким тоном спрашиваю я.

– Вы упоминали о ссоре с Джейкобом.

Что же я им сказала?

– Да так, повздорили из-за какой-то ерунды.