Прописные истины

— Это ж надо! — восхитился он. — Море сапог!

— Да уж, сапог больше, чем людей.

— Что ты, кто только у нас не работал! Все уезжают, а сапоги остаются. Теперь вот ты у нас будешь…

Мейрам прикусил язык. Понятно, хотел сказать: мол, долго ли ты продержишься.

Меня в бригаду Ивана Азорского перевели месяц назад. Конечно, Иван мог обойтись и без четвертого буровика: если что, шофер водовозки Мишка Рындин всегда поможет, он уже несколько лет с ними работает. Людей не хватает во всех бригадах. Но буровая Азорского дает план, деньги, ей надо работать в полную нагрузку. И потому меня с гор, с Кегеня и Нарынкола, перебросили сюда, в юнджинскую пустыню, в пекло, к самой аж китайской границе.

А вообще-то странно, почему у них в бригаде четвертый человек никак не уживается. Заработки у них хорошие, лучше всех в мехколонне. Да и ребята вроде неплохие, ни в ком из них зла нет, это уж точно. Я на это чуткий.

Тот же Мейрам — живет человек, как птичка. Длинноногий, длиннорукий, длинноволосый, шумный, добрый и беспечный. А уж на гитаре играет — заслушаешься. Не бренчит, а играет по-настоящему, в армии он в музвзводе служил. Как заведет с наигрышем: «Эх, ридна наша доля!» — так поневоле руки-ноги дергаются, в пляс просятся.

— Вам помочь?

Это вышел из вагончика Эрик. Стоит улыбается, щурится на солнце.

— Чего тут помогать, сами управимся.

— Тогда ладно, пойду щиток посмотрю.

Эрик, по-казахски его Ертай зовут, — прямая противоположность Мейраму. Он тих, спокоен, мягок и удивительно красив. Глаза большие, ресницы длинные, пушистые, нос аккуратный, прямой, а когда он смущается, разговаривая с кем-нибудь из начальства, сквозь легкую смуглоту щек пробивается румянец: парень еще краснеть не разучился. При всем при том он у нас сменный мастер, работает по четвертому разряду, и по всем бригадам нашей мехколонны, раскиданным от Балхаша до китайской границы, о нем говорят как о мальчишке, который может и знает все. Лентяев среди нас нет — если пошел в буровики, то работай, иначе выгонят, — но такого трудолюбивого парня я еще в жизни своей не встречал. Мы с ним в одной смене, и если смена выпадает не ночная, то и часа нет, чтобы Эрик просидел спокойно. То он с масленкой ползает по буровому станку, то подкручивает какие-то гайки на роторе, то выпрямляет огромным молотком кожух привода насоса, на который никто из нас и внимания не обращал. А если уж совсем нечего делать, то плетет из обрывков тросов удавки, короткие тонкие тросики со скользящей петлей.

Вот и сейчас, не найдя себе дела, пошел к электрощитку на буровой, снял кожух и начал зачищать на всякий случай контакты.

— Слышь?! — крикнул ему Мейрам. — Не знаешь, куда нас теперь пошлют?

— Завтра поедем на базу — узнаем.

— А дядь Ваня говорил, что прямо в Юнджу поедем! Вот жизнь будет, да?

— Можно и в Юнджу, — согласился Эрик. — Нам все равно…

С утра Иван Азорский и Мишка Рындин поехали в Юнджу, большой поселок в предгорьях, на самом краю пустыни. Там, в Юндже, УОС, районное управление оросительных систем, наш заказчик. Все, что мы бурим в этой пустыне, — это для них. И давно уже поговаривают, что после этой, шестисотметровой скважины, нас переведут туда: зачем-то им нужна скважина прямо в поселке. Наверно, сады поливать воды не хватает.

Работать в населенных местах всегда хорошо. Не то что где-нибудь в глухомани, где на сто верст окрест человека не встретишь. Но очень уж неудобно. Для любого села или поселка приезд буровиков все равно что приезд цирка, честное слово. Собираются с утра зеваки и глазеют, глазеют, малышня под ногами путается: зашибет кого-нибудь ненароком — отвечай потом… А так, конечно, хорошо: люди кругом, кино…

— Эх, завтра в Алма-Ату рванем! — с дрожью в голосе говорит Мейрам. Его всего распирает от избытка сил. — Представляешь, город, девки кругом!

— Да тебе-то что! Вам с Эриком только на базу — и обратно, так я понял? Думаешь, вы там с девками гулять будете, а мы здесь сидеть, ждать вас?..

— Все равно! Город посмотрим. А ты как старик, честное слово. Дядь Ваня всегда нас посылает специально, чтобы проветрились. И ты можешь поехать, все равно здесь делать нечего.

— Нет уж, спасибо. Сами по жаре мотайтесь.

— А ну тебя! — отмахивается Мейрам и кричит в белое, выбеленное нещадным солнцем небо: — Чер-вону руту не шукай вечерами!..

2

Эрик с Мейрамом уехали на базу, а мы втроем — Иван, Мишка Рындин и я — остались ждать, когда они пригонят машины и кран, чтобы собрать, погрузить все хозяйство буровой и переехать на новое место.

Мы сидим в тени вагончика, на засаленном, прожженном посередине красном ватном одеяле и гоняем чаи. Кругом пустыня, вдали горы, а посередине наш вагончик, и мы живем вокруг него: передвигается тень — и мы вслед за ней, с книжками, с картами, с одеялом своим и жестяным синим чайником. Так за день и обползаем вагончик со всех сторон… А когда идет бурение, солнца вроде не замечаешь…

Мишка лениво перебирает карты, Иван отхлебывает чай из кружки, пыхтит, отдувается, лысина в капельках пота.