Послушание есть добродетель, через которую человек отрекается от собственной воли и решается творить то, что повелевается ему в Боге и по Его воле; или: послушание есть готовность смиренного сердца, неутомимая склонность ко всякому благу. Послушание подчиняет человека заповедям и запретам Бога, Его воле; он поставляет свои чувства, их силу и их действие под попечительство и воспитание высшей силы, власти духа, дабы жить достойно и разумно. После этой готовности сердца ко всякому благу, человек подчиняет себя власти святой Церкви, ее учению и ее таинствам, ее заповедям, установлениям и обычаям, а также начальствующим и учителям Церкви; эта неустанная склонность ко всякому благу располагает сердце к человеколюбию: всем и каждому, насколько это возможно, необходимо и целительно, споспешествовать словом и делом; эта склонность устанавливает мир и любовь в каждой общине, и вне ее невозможны и немыслимы ни мир, ни единомыслие; ибо лишь послушная душа миролюбива, её любят все, кто её знает, и живёт с нею вместе; в ней нет ни воли, ни нехотения, в ней царит радостная готовность, которая не ожидает сперва строгих приказов о том, что она должна делать, или долго медлит, прежде чем приняться за дело; ей достаточно мановения для того, чтобы сделать все, чего от неё ожидают. Однако мало число таких людей в наши дни, мало тех, которые отказываются от своеволия, которые не желали бы, чтобы Бог и мир приноравливались к их разумению и воле, но сами подчинились бы Богу и миру, мало тех, которые спрашивают вместе с Апостолом: «Господи! Что хочешь Ты, чтобы я делал?» И все же это послушание есть столь благородная добродетель, что даже и самый малый труд, сделанный в нем и по нему, гораздо лучше и угоднее Богу нежели любой иной, по видимости великий, исполняемый без него, будь то слушание мессы или проповеди, чтение, молитва, созерцание, и всё, что мы еще можем мыслить и делать. Лишь послушание действует во всякое время и во всём производит наилучшее; послушание ничего не упускает из виду, послушание не ошибается и не совершает оплошностей, послушание действует безупречно, оно всегда благо и право; ибо чем менее послушание ищет себя самого, чем более отходит оно от себя и своего самоволия, чем более оно умирает для всего, что не есть добродетель: тем более и вернее Бог будет входить в послушное сердце Своей благодатью и всеми добродетелями; и чем больше мы будем удаляться от греха и всего, что не есть добродетель, тем большую будем иметь власть над самими собою; ибо лишь тот сам себя научает, кто над собой властен, кто — как свободный человек — держит в руках свою душу и себя самого и может отдать себя кому пожелает. Кто может без препятствия восхитить свое сердце к Богу? Только тот, кто умер в Боге для себя самого. Кто никогда не утратит души своей? Несомненно, лишь тот, кого освободила благодать Божия; и поскольку он не желает самого себя, его желает Господь.
Тщетно будешь искать в сердце послушного слово самолюбия: я хочу, я не хочу того или этого, так или иначе; ибо ведь он свободно и чисто вышел из самого себя, и даже его желание не остаётся неисполненным, ибо Бог есть его желание; не даров, которые мог бы дать ему Господь, желает он, но он любит Подателя, любит Его более нежели все Его дары; его единственная и — ты не станешь этого отрицать, лучшая молитва к своему Богу есть: «Боже, Господь мой! Дай, что хочешь Сам, делай со мной что хочешь и как хочешь!» — Это есть прошение, пожалуй, более высокое, чем небо и земля! Конечно, весьма утешительно быть услышанным Богом, когда просишь о Его милости и о добродетели: однако, безусловно, полезнее отдать себя в волю Божию и жаждать этой божественной воли прежде всего, во всем и после всего; высшая молитва, которую когда-либо произнес Богочеловек на земле, была та, которой Он молился перед Своим страданием: «Отче Мой, буди воля Твоя: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты»\1
\ Эта святая молитва Господня — благоухание Отцу небесному, устрашение диавола — была причиной нашего искупления, ибо через предание Его воли по человечеству мы все искуплены, если только желаем.