Маркус поднял руки, успокаивая Ла-Палью, и повернулся к двери. Он не собирался спорить с человеком, чей рассудок затуманен горем и бессонницей. Перешагнув порог, Маркус все же остановился.
– Ла-Палья, недавно мне дали хороший совет. Могу поделиться. Когда Васкес очнется, откровенно расскажите ей о своих чувствах.
В палате у Аллена ничего не изменилось. Взгляд Маркуса упал на знакомую мебель, на ставшие привычными голубые стены. В воздухе витал все тот же запах антисептика, по‐прежнему тихо жужжали медицинские приборы, однако настроение было другим. Когда Маркус навестил друга впервые после несчастного случая, здесь царила атмосфера уныния. Сегодня Аллен уже сидел, опираясь на подушки, и обменивался шутками со своей женой и с Мэгги. Из его рук торчали трубки, одна выходила из ноздри, и доктора по‐прежнему не испытывали уверенности, будет ли Аллен снова ходить, однако больной улыбался, а на его щеки вернулся румянец.
Аллен склонился над передвижным столиком, заваленным всяческой едой, которую он забрасывал в рот, словно не ел целую вечность.
– Ты будто сама готовила, Лорен, – подмигнул Аллен жене. – Мясо мягкое, как кожа на моих ботинках, а в пюре, похоже, кто‐то плюнул.
– Знаешь, что тебе сейчас полезнее всего? Помолчать, – парировала Лорен. – У меня доверенность на принятие решений по твоему лечению. Возьму да попрошу докторов отключить эти машины, чтобы ты тут маленько присох!
– «Ты губы гневом не криви: они не для презрения – для поцелуев», – продекламировал Аллен строчку из Шекспира.[20]
Маркус перешагнул порог и немедленно вклинился в разговор:
– «Те, кому нечего сказать, ухитряются тратить на это уйму времени».
Лорен расхохоталась и крепко обняла Маркуса.
– Похоже, парень, которого цитирует Маркус, тебя неплохо знал, Аллен!
Аллен бросил на них мрачный взгляд.
– Джеймс Расселл Лоуэлл, американский поэт. Умер, по‐моему, в 1890-м, так что не имел чести. Приберегал эту шутку для сегодняшнего дня, мальчик?[21]
– Не пойму, о чем ты, – ухмыльнулся Маркус. – Где дети?
– Спустились в кафетерий. Если дамы не возражают, нам нужно кое‐что обсудить с глазу на глаз.
Мэгги поднялась с кресла у кровати Аллена; Лорен, сняв со стула сумочку, присоединилась к ней. По пути к двери Лорен потрепала Маркуса по плечу и посоветовала:
– Просто кивай ему и улыбайся. Я так всегда делаю.
Она показала Аллену язык, и Маркус заметил, как друг подавил улыбку.
– Ну, слушаю тебя, – сказал Маркус, как только женщины вышли из палаты.
– Хотел поговорить с тобой об Акермане.
– Мы возьмем его. Он чересчур осмелел, и, в конце концов, допустит ошибку, которой я воспользуюсь.
– Я не об этом. – Аллен вздохнул. – Давно надо было тебе рассказать, уж прости.
– Ничего. – Маркус сжал его руку. – Я знаю, что между нами есть связь.
– Знаешь? Откуда?
– Мне намекнул сам Акерман, и я прижал Директора к стене. Он сообщил, что отец Акермана убил моих родителей.
Аллен прикрыл глаза и покачал головой.
– Боюсь, мой мальчик, это лишь верхушка айсберга.
День седьмой. 21 декабря, полдень
112
О’Мэлли лежал в двухместной палате, похожей на ту, где разместили Аллена. В приоткрытую дверь Мэгги увидела старика, аккуратно складывающего вещи. Его лицо и руки до сих пор покрывали повязки, кожа вокруг глаз и рта покраснела и воспалилась, губы потрескались и кровоточили. Тем не менее, если вспомнить, через что ему пришлось пройти, старику здорово повезло, что он остался жив.
Мэгги постучала в дверь. О’Мэлли обернулся и метнул на посетительницу сердитый взгляд, однако злость быстро сменилась натужной улыбкой. Старик заговорил с сильным ирландским акцентом, придававшим его речи своеобразное потрескивание, точно шуршала сухая листва под ногами.
– Мисс Мэгги, я надеялся, что все‐таки смогу поблагодарить вас как следует за то, что спасли мне жизнь. Я был слегка не в своей тарелке, когда вы заглянули ко мне в скорой.
– Надо думать, – улыбнулась Мэгги. – Хотя особо благодарить меня не стоит.
– Ну‐ну, только не говорите, что это просто ваша работа. Если бы не вы, лежать мне сейчас в гробу. Кроме того, ваша реакция позволила мне отделаться всего лишь ожогами второй степени. Чудо, просто чудо! Там, откуда я родом, спасти жизнь человеку не пара пустяков, а долг на всю жизнь, который никогда не погасить.
– Я-то больше думаю о том, что не удалось задержать преступника.
– Да, знаете, до сих пор не понимаю, почему он на меня напал. Я всегда чувствовал, что он напряженно ко мне относится: может, ревновал, что у меня хорошие отношения с его детьми? И все равно никак нельзя было предположить такой исход.
– А вообще есть такие причины, которые могут толкнуть человека заживо сжечь себе подобного?
– Наверное, нет… Что с семьей Шоуфилда? Я больше переживал за них, пока лежал в больнице.
Мэгги понимала, что Маркусу не понравится, если она начнет делиться информацией о Шоуфилдах, однако искренне сочувствовала мистеру О’Мэлли. Старик сосед заработал за свое душевное тепло лишь ожоги. Он имел право знать. И все же Мэгги колебалась.
– Простите. Нет, ничего о них не слышала.