В просторном кабинете преобладали хром, стекло и белый цвет; дизайнеры называли подобный стиль современным ар‐деко. Личных вещей было не много – на полках вдоль стены стояло несколько дипломов и фотографий. Со снимков в основном смотрели дети и жена Шоуфилда. Он принес из дома лишь две старые фотографии: снимок матери и пейзаж, снятый со скалы в Висконсине, где когда‐то нашла убежище их секта. Большую часть фотографии занимали деревья – клены, ясени, можжевельник и пихты. В кадр также попал горный склон и маленький ручей. Шоуфилд навсегда запомнил это место.
Он тогда был ребенком, любопытным мальчишкой, и порой, сбежав ото всех, проводил по нескольку часов в лесу. Харрисон воображал, что лес – его личное маленькое королевство, укрытие от посторонних, от их взглядов, от слов, которые звучали за его спиной. Здесь он первый раз убил, забрал первую душу и осознал ту силу, которую она ему дала.
В их коммуне жил один мальчик, который завидовал Харрисону и был с ним особенно жесток. В тот день он прокрался за Харрисоном в его тайное место и начал дразниться, а потом толкнул его на землю. Они боролись, катаясь по земле под деревьями, и вдруг хватка противника ослабла. Выяснилось, что тот ударился о камень и проломил голову. Харрисон сел ему на грудь и уставился врагу прямо в глаза, впитывая утекающую жизнь.
Пророк тогда сказал, что гордится им.
В дверь постучали, и Шоуфилд вынырнул из прошлого. В кабинет вошел дед. Рэймонд Шоуфилд до сих пор оставался высоким крепким мужчиной с белоснежной бородой и седыми волосами. Он и тень отбрасывал могучую.
– Привет, мой мальчик! – прозвучал низкий, властный, но все же теплый голос.
Дед всегда хорошо к нему относился. В конце концов, мать Шоуфилда была единственной дочерью Рэймонда, а сам Шоуфилд – единственным внуком.
Рэймонд встал рядом, поглядел на полки с фотографиями, взял один из дипломов за отличную стрельбу и предложил:
– Почему бы нам не ходить иногда вместе на стрельбище? Например, вместо ланча. У меня дома лежит новенький двенадцатизарядный «ремингтон». Я его, можно сказать, еще и в руки не брал. А что, давай выкроим время да закатимся на охоту? Бенджамина возьмем…
Шоуфилд содрогнулся, вспомнив о тайных темных мечтах сына.
– С радостью.
– Отлично! Тогда я займусь подготовкой. Можно на этот раз съездить в Вайоминг. Или снова хочешь в Канаду?
– Все равно, дед.
Дел сделал многозначительную паузу, и Шоуфилд догадался, что последует дальше. Рэймонд спросил:
– Где ты вчера был?
Шоуфилд промолчал, и дед продолжил:
– Как она? – Голос Рэймонда смягчился; в глазах появилась печаль.
– Практически по‐прежнему.
– Замечательно, что ты заботишься о ней, навещаешь, хотя она так к тебе относилась… Даже думать об этом не могу. У тебя доброе сердце, Харрисон. Надо бы и мне ходить к ней почаще, просто…
– Знаю, трудно.
– Да. Мне очень жаль, что тебе пришлось столько пережить. Ты ведь был совсем ребенком. Если бы я… – Рэймонд положил руку Шоуфилду на плечо и задержал взгляд на черно‐белом снимке дочери, скромно устроившемся среди прочих фотографий. Улыбка сошла с его лица, и дед печально посмотрел вдаль. – У нее всегда была нестабильная психика, даже в детстве. Когда она убежала… это был самый черный период моей жизни. А самый счастливый день наступил, когда тебя привели в мой дом.
Рэймонд откашлялся и глянул на часы.
– Уже опаздываю, скоро начнется деловая встреча. Охоту организую. Возьмем Бенджамина на стрельбище в эти выходные? Пусть парень немного подготовится.
– Было бы здорово.
Дед вышел из кабинета, и Шоуфилд, провожая его взглядом, подумал, что должен испытывать радость, однако не чувствовал решительно ничего. В душе царила пустота. Он посмотрел в окно, вспоминая прошлое: мать, секта, Пророк… – вернулся в настоящее: Элеонор, Алисон, Мелани, Бенджамин… Произнес про себя слова деда:
Внезапный приступ гнева заставил Шоуфилда резким движением смахнуть со стола гору бумаг. Годовые отчеты, таблицы прибылей и убытков, проспекты эмиссий – все разлетелось по кабинету.
Шоуфилд оглядел засыпанный документами пол, вздохнул и, чувствуя себя полным идиотом, подобрал с пола отчетность и начал складывать в аккуратные стопки.
День пятый. 19 декабря, полдень
Книжная лавка «Эзотерическая литература Кроули» находилась в одном из северных районов Чикаго, недалеко от шоссе I‐94. С другой стороны улицы на нее смотрел многоквартирный дом и маленький, огороженный штакетником сквер с тремя корявыми деревьями. Рядом с магазинчиком пристроились винная лавка, студия маникюра, кондитерская и кофейня. Над каждым заведением висели яркие маркизы; над входами горели трехфутовые неоновые вывески. Исключение составляла лишь книжная лавка, в окне которой стояла скромная табличка «Редкости и древние реликвии. Справки только для серьезных оккультистов, медиумов и шаманов».