Пророк

В этот день учитель Гизеллы отпросился пораньше, и Жерард забрал её к себе в лабораторию. На Пиллар он не полагался. Молва через четвёртые руки доносила слухи о её похождениях. С ней он не ложился уже много лет. Брезгливо делить женщину с оравой грязных мужиков. Для разрядки Жерард завёл себе молоденькую содержанку из сальванийских беженцев. Поддерживал её семью деньгами с условием, что она сохранит себя чистой для него. Девчонка оказалась вполне разумной, тихой и кроткой, потому он и держал её при себе.

Для Гиззи Жерард нанимал лучших нянек и учителей. Природа щедро одарила его дитя талантами, чтобы компенсировать скудоумие матери. Маленький «сильф» всегда был счастлив, ухожен и блистал во всех науках и искусствах. При каждой встрече Гиззи бросалась ему на шею и удивляла новым достижением, обожала его так сильно, как только может дитя обожать своего отца.

Работников лаборатории Гизелла полюбила как друзей и с радостью проводила там время, дожидаясь, пока Жерард освободится, чтобы погулять с ней парке перед сном. Утренние и вечерние прогулки стали их каждодневным ритуалом, когда девочка щебетала обо всём, что приходило в её милую головку. Жерард прислушивался внимательно, чтобы вовремя заметить сорняки и выполоть их до того, как они станут проблемой.

Возвращаться домой с прогулки не хотелось им обоим. В воздухе томилась весна, все тревоги отдалялись, и каждый миг наполнялся особой ценностью.

Стемнело. Гизелла устала так, что пришлось нести её на руках. Тяжёленькая, а ведь недавно была как пушинка.

Дом встретил их темнотой, слуг нет, только шорохи, звуки. Жерард слишком расслабился, чтобы сразу заподозрить неладное.

— Мама! — позвала Гизелла, соскочив с рук в коридоре, и понеслась на поиски Пиллар. — Мама!

Вместо задорного крик стал испуганным. Жерард забежал в тёмную столовую. В окно заглянула луна, осветив Пиллар. Очередной ухажёр разложил её на обеденном столе, задрав юбки, и наяривал так, что деревянные ножки отбивали по полу дробный ритм.

— Мама, он делает тебе больно? — испугалась стоящая рядом Гизелла.

Жерард подхватил её на руки и выскочил за дверь.

— Почему ты не спасаешь маму?! — дочка колотила в его грудь кулачками.

— Обязательно спасу! А ты лучше спрячься пока в своей комнате.

Жерард поставил её на ноги, и она послушно взлетела по лестнице на второй этаж.

Хвала богам, ничего не поняла! Пускай детская память скроет всё туманом, чтобы потом и следа не осталось от этого срама!

Жерард ворвался в столовую, схватил ухажёра за шиворот и вышвырнул за порог, как выбрасывают шелудивых псов. Когда вернулся, Пиллар спрыгнула со стола и принялась нарочито оправлять юбки.

— Что значит эта выходка? — Жерард говорил холодным шёпотом, боясь потревожить Гизеллу.

— Пораскинь мозгами, ты ведь такой умный, — отвечала Пиллар с томным придыханием.

Иногда он замечал, что она пытается то ли соблазнить его, то ли воспалить ревность, но всё это выглядело нелепо.

— У тебя горячка? Помутился разум? Старая болезнь возобновилась?

У неё их было несколько, по крайней мере, тех, которые лечил Жерард, не желая, чтобы кто-то посторонний знал о них.

— Ты моя единственная болезнь, от которой никак нельзя избавиться.

Жерард вскинул брови. Открытое противостояние было вновинку, впрочем, волновало не особо.

Пиллар подошла, виляя широкими бёдрами, обхватила его за шею, провела пальцем по щеке и остановилась на краешке губ. Склонилась так низко, что пышная грудь едва не вываливалась из глубокого выреза, сверкая ореолами сосков. Жерард отодвинул её от себя.

— Делай, что хочешь. Только чтобы Гиззи не знала, какая у неё мать.

— Ты надеешься, что хоть чем-то лучше меня, курильщик опия и интриган? — распалилась она. — Думаешь, я не знаю о том, как ты устраняешь конкурентов, чтобы занять более высокое место в Совете? Или о том, как ты подкупом и обманом собираешь народную поддержку для своего маленького борделя, который ради приличия зовёшь «лабораторией»? Или о том, что ты как крыса готовишь побег? Ты можешь обманывать кого угодно, но я не слепая!

Жерард прищурился:

— Всё, что я делаю, лишь для спасения мира. Сейчас не время думать о совести и милосердии. Минуют года, и никто меня не осудит.

— Ничего у тебя не получится. Я всем расскажу, какой ты на самом деле. Не поеду за тобой. Уйду!

— Уходи, — Жерард пожал плечами. Ну пустит ещё один слушок, ну нажалуется своим поклонникам — да что они смогут сделать? Напасть из-за угла, как бандиты? У всех этих «прожигателей жизни» кишка тонка. — Хочешь, выхлопочу нам развод?

— Нет. Я заберу ребёнка, и ты будешь отдавать нам на содержание всё золото, которое тебе удастся выжать из своих покровителей, — она принялась теребить его воротник. — Приучать моего ребёнка к извращениям я не позволю!

— Попробуй, — бросил Жерард и зашагал к лестнице.

Вслед неслись проклятия. Но волновала только малютка Гиззи.

Ректор слёг, изученный слабоумием и дряхлостью. Жерарда прочили на его место. Чтобы не вызывать подозрений, пришлось включиться в состязание. Оно пожирало драгоценное время, а конец приближался неумолимой поступью солдат и беженцев.