Пророк

— У вас руки в крови, — заговорила она насмешливо и свесила голову набок: — Я всё знаю.

Жерард вздрогнул. Она снова ушла в себя и отвернулась. Улизнув в смотровую, он налил в таз воды и принялся остервенело драть ладони рогожкой. Всё вплоть до грязи под ногтями. Отец всегда говорил — держи руки чистыми.

«Кар-р-р!» — раздалось за окном. Жерард обернулся. Ворон ударил клювом в раму и разинул кроваво-красный изнутри рот, словно кричал: «Не сходи с ума!»

Это отрезвило. Жерард взглянул на свои ладони: стёрлись до глубоких ссадин. Он отшвырнул рогожку, подошёл к шкафу со снадобьями, накапал в чашку с водой настойки корня валерьяны и выпил залпом. Терпеть! Руки чистые, а ум ясный, иначе десятилетия труда пропадут втуне!

«Кар-р-р!» — согласился ворон за окном.

Жерард обмакнул лицо в воду. Кожу немного охладило, непослушные волосы закрутились барашками на висках.

Прав был покойный Бержедон: с Джурией и Торментой сладить оказалось намного проще. Проникнувшая в них воля божеств укрощала нрав. Всё, что они делали — изнуряли себя головкой или непристойно развлекались — приближало к созданию оракула. Лайсве же, наоборот, сопротивлялась — не своему строптивому божку, конечно, а Жерарду. Свобода во всём и всегда — суть стихии ветра. Безликий, чтоб его! Дразнит, будто говоря, из-за тебя, Жерард, я не показываюсь. Тебя и твои методы презираю! Тебе не понять.

Но откуда у неё эта тяга к убогим и интерес к единоверцам? Откуда нечеловеческая угроза на дне огромных прозрачных глаз? Не может же сам сын иступленного неба желать спасти неправедных демонопоклонников, а не рыцарей своего ордена. Проклинает их, отправляя на заклание!

Если так, то Жерард заставит его помогать силой и хитростью. К демонам свободу!

Он достал из потайного ящика стола чертежи. Клемент с его учениками тщательно спроектировали и обсчитали всё строительство. Идеальная форма, хитроумная ловушка. Жаль, место не то, но на первое время сгодится. На кое-каких материалах даже можно сэкономить. Уж с должностью Ректора он отыщет средства. Безликий никуда от него не денется!

Когда Жерард вернулся в гостиную, Лайсве уже смеялась вместе со всеми. Завидев его, подошла, словно ни в чём не бывало:

— Поздравляю! Вы, как никто, достойны этой чести!

Жерард выдавил из себя улыбку:

— Спасибо… всем! Давайте уже расходиться, время позднее.

Через несколько дней умерла Пиллар, во сне, от остановки сердца. Все соболезновали Жерарду, сетуя на разгульный и неумеренный образ жизни его жены. Гиззи поначалу спрашивала, где мама, но получив ответ, что она уехала к друзьям, забыла о ней. Только небесная Норна корила брошенным исподтишка взглядом выбеленных глаз, будто знала о захваченной у аптекаря колбе.

* * *

Настала тоскливая пора. Даже смены времён года не бодрили. Мои дни были заняты штудированием книг, медитациями, молитвами и выступлениями перед народом. Я старалась догнать и обогнать Джурию в науках и Торми в упражнениях на гибкость и расслабление. «Идеально!», «Блестяще!» — твердили наставники. «Слава чудотворнице! Слава Светлой госпоже! Да пребудет с нами Безликий!» — скандировали толпы, собиравшиеся у помоста для выступлений на главной площади, словно приходили послушать только меня. А внутри жгло: «Всё ложь. Я не слышу его». Всех знаний, скопленных в Библиотеке, мне не хватит, чтобы достать до Безликого. Почему я решила, что избрана им?

Жерард развернул в подземелье Университета грандиозное строительство, про назначение которого никому не рассказывал. Большую часть времени посвящал ему, а наш проект почти забросил. Я встречалась с ним только на еженедельных осмотрах, где он потчевал меня холодной отчуждённостью, словно тоже потерял веру. Во мне долго зрело это желание, и в конце концов я высказалась напрямик:

— Я забыла дорогу в Нижний и не встречаюсь ни с кем, кроме членов ордена. Вы правы: наши миры не должны пересекаться. От этого всем только хуже.

— Молодец, — безразлично кивнул он и даже не добавил: «Когда ты прекратишь бегать к своему рыцарю»!

Я обняла себя за плечи — в одной камизе было прохладно. Болтала босыми ногами, сидя на кушетке и разглядывая курчавую шевелюру Жерарда, пока он записывал наблюдения в дневник. По хребту бежали мурашки, поднимая изнутри волну чуждой мне сварливости, раздражения даже, хотя чему тут разражаться?

— Я видела Безликого, — с удивлением услышала свой голос.

Перо пробило бумагу и надломилось. Жерард обернул голову.

— Он был бродячим котом, — он менялся в лице, бледнел и приоткрывал рот всё шире. Забавно! — Скитался по трущобам Нижнего между тугими струями дождя, питался объедками на помойке, пил протухшую воду из реки, слушал речи единоверческих проповедников на площади у разбитого фонтана и говорил: «Они правы, а Сумеречники сами накликали беду на свои головы».

— Это правда?