Он так сильно постарел. Высокий лоб перечертили глубокие морщины, щёки впали, выделив скулы, глаза почернели до цвета грозового неба, а иссиня-чёрные волосы словно инеем припорошила седина. Только осанка осталась такой же прямой.
По другую сторону от него сидел высокий статный юноша. Тёмно-каштановые волосы, чёрные глаза, бледное вытянутое лицо с резкими чертами выдавало в нём авалорца. Новая игрушка, замена Микашу — догадалась я. Крепкий и плечистый, в силе ничем не уступал моему медведю, а в пылком юношеском задоре явно превосходил. Смотрел на своего кумира с таким же слепым мальчишеским восхищением, готовый спрыгнуть с обрыва по первому приказу. Будет ли Гэвину хоть какое-то дело до игрушки старой?
Жерард торжественной походкой вышел на арену и встал у высокой ораторской кафедры. Смысла ждать больше нет.
— Соболезную вашему горю, — вежливо обратилась я, надеясь расположить его к себе.
— Не стоит. Мой сын ещё жив, хоть рыцарем уже никогда не станет, — ответил Гэвин, одарив меня пронизывающим взглядом. — Лучше подумайте о своём ребёнке.
Я сжалась. Ведь даже Жерард не догадался!
— Как вы узнали?!
— По ауре — у беременных она всегда как будто сияет, и взгляд направлен внутрь себя.
Я облизала пересохшие губы.
— Вы ведь не станете угрозами требовать от меня прикрывать ваш обман в очередной раз? — он развернулся ко мне всем телом и посмотрел в упор.
— Вы не верите, что мы связались с богами? — спросила я, опешив от такой прямоты.
Жерард уже вовсю вещал о нашем предназначении:
— Эти девушки — светочи новой надежды. Внимательно слушайте и запоминайте каждое их слово. После оно может трактоваться совершенно неожиданным образом и спасти весь мир в решающий момент.
Мы одновременно горько усмехнулись и снова посмотрели друг на друга.
— За всех не скажу, но мои предки были сподвижниками Безликого, — ответил Гэвин. — Кое-какие воспоминания о нём до сих пор хранятся в моей семье. Если хоть часть из них правда, он не стал бы участвовать в этом балагане, даже если и был богом, которого можно воскресить.
— Он и правда… бог, — только и смогла выдавить я.
— Скажите, оно того стоило? — не унимался Гэвин, заставляя мои щёки пылать от стыда. — Жуткая краска на лице и ложь во имя чужих целей?
— А сами? Попользовались Микашем, потом нашли кого-то лучшего, а его мечты, преданность и даже дружбу — на помойку? Другого места он попросту не найдёт, а без ордена жить уже не сможет.
— Странно слышать такие речи от вас. Ведь именно из-за вас он в таком положении. Не стыдно? Разве вы не понимаете? Я бы мог принудить вас стать его женой по первому его слову, но он не хотел вас неволить и наивно надеялся, что вы возымеете совесть. Но даже сейчас, нося под сердцем его ребёнка, вы предпочитаете амбициозную ложь искреннему чувству.
— Я просила его забрать меня отсюда, обещала выйти за него, только он во что бы то ни стало хотел дождаться вас. И вот теперь… — зашептала ему на самое ухо и указала глазами на Жерарда. — Молю, помогите мне! Я… увязла…
Гэвин пристально разглядывал его, мерно щёлкая чётками:
— Вы хотите, чтобы я рассказал о вашем положении Микашу? Я отозвал своих людей из патруля. К вечеру он будет у меня на докладе.
Я схватила Гэвина за руки:
— Скажите ему, что я в беде и мне больше не у кого просить помощи. Скажите, что я очень-очень его жду!
Резные брови маршала сдвинулись над переносицей, очертив неумолимую, жестокую дугу:
— Только если вы пообещаете выйти за него и заставите вашего отца дать ему ваше родовое имя вместе с привилегиями. Вы правы в одном: наши дороги расходятся. Я больше не смогу ему помогать. Вы — его единственный шанс закрепиться в ордене.
— Обещаю, если Микаш ещё любит меня, я стану его женой.
— И родите его ребёнка.
— Я рожу в любом случае, — сложила руки на животе, обороняя его ото всех, кто хотел посягнуть или причинить вред.
— Хорошо, я сделаю, что вы просите, — Гэвин кивнул и отвернулся.
На арену вышла Джурия с одухотворённым лицом и устремлённым в необозримую даль взглядом. Высокий торжественный голос эхом разлетался по примолкшим трибунам.
— Я память древности, я вижу корни. Отзвуки тех событий, что сотрясали мою твердь эоны назад, рокочут в моих ушах до сих пор. Я помню, как пришёл Мрак. Его голос полнился гневом, а слова горечью. Он жаждал то, что ему не принадлежало и никто из нас не мог ему это дать. Мы твердили Высокому: попытки договориться тщетны, нужно сразиться и убить, но он боялся оставить незаживающие шрамы на ткани мироздания. Говорил, ОНА скинет всех, обернувшись в первозданный хаос неподвластной нам музыки.
Люди перешёптывались, не понимая смысла слов. История давно минувших дней — совсем не то, что они жаждали услышать.
— Высокий отпустил Мрак. Удалился тот в недра небытия вынашивать планы мести. Скрутил пространство, изломал пороги, вспорол материю чёрной дырой, как червь проточил в яблоке ход, распахнул вихревую воронку, сияющую ядовитыми огнями.
Вначале люди таращились, потом удивлённо открывали рты, пока и вовсе не зазевали. Может, не стоило начинать настолько издалека?