Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Ладно, пойдёмте. Я помогу вам увидеться с братом, — внезапно решился Астанико. — Только помните, что для меня это большой риск, так что никому ни слова.

Хайнэ судорожно кивнул, вцепившись ему в локоть.

Они пересекли балкон, прошли через крытую галерею и спустились вниз по какой-то длинной, неосвещённой лестнице.

— Передай господину, который ждёт у Великих Ворот, чтобы шёл к южной части стены, туда, где он увидит статую женщины с головой птицы, — сказал Астанико, подозвав к себе мальчика-слугу. — Пусть вложит ей в пасть вот этот камень, а после спускается по открывшейся лестнице. Такой господин… с ярко-рыжими волосами. Ты легко узнаешь его.

В голосе его прозвучала сдержанная неприязнь.

— Актёр? — осведомился мальчишка со знанием дела.

— Нет, — раздражённо ответил Астанико. — Что за глупые вопросы? Иди и делай, что тебе говорят!

Он потащил Хайнэ по аллее, уходящей в темноту.

Какими-то кружными путями он провёл его в один из внутренних дворов;  ещё несколько раз пришлось спуститься по лестнице, а потом скрипнула железная дверь, лязгнули засовы, провернулся в замке ключ — один раз, два, три.

Хайнэ вздрогнул, озираясь, и обнаружил себя на небольшом пятачке земли, окружённом со всем сторон глухими кирпичным стенами.

Где-то очень-очень высоко над головой поблескивала крыша одного из высоких, многоэтажных павильонов, больше похожего на башню; ещё выше разливалось иссиня-чёрное, беззвёздное в этот день небо.

Хайнэ смотрел в него с каким-то безотчётным тревожным чувством.

— Когда глядишь с большой высоты в пропасть, кружится голова. Но я  первый раз сталкиваюсь с тем, что такое чувство можно испытать, глядя на небо снизу вверх, — признался он.

Астанико как-то неприятно засмеялся.

— Знаете, что это за место, Хайнэ? Видите вон ту башню высоко вверху? В давние времена с неё сбрасывали преступников и неугодных — это называлось Казнь Ветра. А тайный ход, который я подсказал вашему брату, был придуман для тех, кому не терпелось забрать тела своих возлюбленных или родичей, и кто был готов заплатить за это немаленькую сумму.

Хайнэ на мгновение онемел.

— Казнь Ветра? — переспросил он, когда вновь обрёл дар речи.

— Ну да. Понимаете, Хайнэ, убивать тоже нужно с умом. Это сейчас всех казнят как ни попадя, но это неправильно. Наша жизнь определена стихиями, и смерть должна быть определена ими тоже.

— То есть, если моя стихия Вода, то я должен быть казнён через утопление? — уточнил Хайнэ недоверчиво.

— Как раз наоборот, — усмехнулся Главный Астролог. — Даёт жизнь одна стихия, убивает — противоположная ей. Идеальная казнь для вас — сожжение заживо.

Хайнэ отшатнулся.

Перед глазами его снова замаячил призрак воспоминания, самого ужасного в жизни.

— Нет, — не помня себя, прошептал он. — Нет, только не это.

— О, не стоит так переживать, для меня всё обстоит точно так же, — заявил Астанико. — Я родился во втором месяце Воды, под созвездием Убийцы… И по мне так уж лучше огонь, чем быть, к примеру, закопанным в землю и медленно умирать в течение недели. А вот утопление подойдёт для вашего брата, — внезапно добавил он, и глаза его сверкнули. — Так что если вы оба станете государственными преступниками, то казнить вас будут по-разному, вас в огне, его в воде, как подобает. Уж я-то об этом позабочусь.

Хайнэ нащупал рукой стену и медленно отступил на шаг назад.

— Шутка, — добавил Главный Астролог и рассмеялся.

— Я… не знаю, в какой день родился Хатори, — сказал Хайнэ, преодолев оторопь. — Соответственно, неизвестно, какая у него стихия.

— Огонь, разумеется, — сказал Астанико флегматично. — Или вы думаете, что хорошему астрологу обязательно необходима натальная карта, чтобы увидеть ведущую стихию?

— Не знаю. — Хайнэ отвернулся.

— Хайнэ, что с вами? — Чужая рука легла ему на плечо. — Я напугал вас этими рассказами? Простите меня, я не хотел. Я говорил вам, что мать таскала меня по различным деревням в детстве, я много общался с простонародьем. А у них подобные истории в ходу. Когда твоя жизнь не особенно много стоит, приучаешься не страшиться смерти. Я тоже перестал её бояться и в чём-то даже полюбил.

В этот момент у стены справа раздался какой-то шорох.

— А, вот и ваш брат, — догадался Астанико и, протянув к стене руку, принялся что-то нащупывать.

Снова лязгнули засовы, и в стене образовался светлый проём — Хатори, появившийся по другую сторону, раздобыл где-то фонарь, и его яркий свет полыхнул, разгоняя темноту, точно взошедшее посреди ночи солнце.

Хайнэ кинулся к брату, однако наткнулся на прутья решётки, которую поначалу не разглядел, ослеплённый ярким светом.

— От решётки у меня ключей нет, — развёл руками Астанико.

Лицо у Хатори перекосилось.

— Что всё это значит? — спросил он. — Что ты здесь делаешь? С ним?

Хайнэ почему-то не нашёл, что сказать — только протянул сквозь решётку руку и вцепился в его рукав.

— Я остаюсь здесь, — наконец, собрался с силами он. — Так получилось…

— Как это остаёшься? На сколько? До утра?