Наконец, путешествие по длинным, запутанным, слепящим роскошью коридорам закончилось, и Хайнэ внесли в большую, изящно обставленную комнату.
Золота здесь не было, зато было большое окно, распахнутое во всю ширь, и Хайнэ с наслаждением вдохнул ночной прохлады.
Слуги помогли ему спуститься с носилок, усадили в кресло и, поклонившись, молча выскользнули из комнаты.
Онхонто, до этого стоявший неподвижно, внезапно взмахнул рукой.
— Моя… опочив… — он остановился, явно силясь вспомнить нужное слово, и, так и не вспомнив, продолжил по-другому: — Мы здесь спать.
То, как он произносил слова чужой речи — с акцентом, нарушая правила языка, коверкая окончания — вызывало у Хайнэ улыбку и какой-то непонятный трепет.
Но не успел он подумать, что ему хочется слушать этот странный выговор и дальше, как двери снова распахнулись, и на пороге появились две девушки в одеяниях жриц.
— Это Лу, — бесстрастным голосом произнесла первая. — Она будет переводить для вас слова Господина.
Вторая девушка поклонилась с таким же равнодушным видом.
Хайнэ поймал себя на том, что испытывает разочарование, однако Онхонто явно обрадовался тому, что отпала необходимость вспоминать чужеземные слова, и быстро, певуче заговорил на своём языке.
Вероятно, это какой-то древний язык, почему-то подумал Хайнэ.
Древний и удивительно красивый. Язык, в котором каждое слово как песня, а каждая песня — как хор небесных духов, деймонов, жителей Звёздного Океана, прославляющих красоту и величие мироздания.
— Господин спрашивает, хотите ли вы остаться в этой комнате с ним или будете ночевать в соседней, — перевела девушка.
Хайнэ, пребывавший в уверенности, что всё уже решено за него, замер в растерянности.
Онхонто подождал какое-то время, а потом заговорил, и в голосе его звучала, как раньше, улыбка.
— Господин говорит, что если вы не можете решить, то оставайтесь здесь, пока вам хочется. Слуги приготовят для вас соседнюю комнату, вы сможете уйти туда, как только пожелаете.
«Выходит, я вовсе не заперт здесь, как в клетке, и могу делать то, что хочу», — подумал Хайнэ.
Он поклонился — вышло чересчур поспешно и неуклюже, и Онхонто рассмеялся, но смех его не был обидным.
— Вы… не бойтесь меня, — ласково произнёс он, снова переходя на чужой для него язык.
Хайнэ подумал: какой между ними всё-таки контраст. Калека, которому каждый шаг даётся с трудом, и который даже поклониться непринуждённо не может, и этот чужеземный принц, чьи движения легки и грациозны, как у божества, и чья речь льётся, словно песня, сколько бы он ни запинался и ни коверкал слова.
Однако в этот момент двери, растворившись, впустили новых слуг, и Онхонто снова замер, как будто кто-то невидимый произнёс волшебное слово, вмиг обратившее его в статую.
Прислужники обступили его толпой и принялись ловкими движениями освобождать от одного платья за другим, снимать кольца, расплетать волосы, вынимая из них украшения.
Онхонто стоял неподвижно, чуть приподняв руки, и за всё время, что его переодевали — а оно заняло не меньше часа — не то что не шевельнулся ни разу, но даже, казалось, и не вздохнул.
«Мне позволено видеть, как его готовят ко сну?» — удивлённо думал Хайнэ.
Однако никто не обращал на него внимания, не выгонял из комнаты, и он только забился вглубь кресла, глядя на зрелище с некоторым смущением.
В последний момент, перед тем, как Онхонто подали ночную одежду, его всё-таки загородили ширмой, но Хайнэ успел увидеть, как волосы упали ему на спину каштаново-красным водопадом, и как одна из служанок передала другой что-то яркое, украшенное тканью и перьями.
Драгоценные камни ярко сверкнули при свете ламп.
«Это же его маска! — с изумлением понял Хайнэ. — Не может быть… Нет, наверное, сейчас ему подадут другую».
Наконец, всё было закончено.
Многочисленные слуги, проворные и незаметные, оттащили ширму в сторону и покинули комнату так же тихо, как появились.
Онхонто остался стоять посреди комнаты спиной к Хайнэ; волосы, отливавшие тёмно-красным оттенком лакированного дерева морено, струились по светлой ткани ночного одеяния, укрывая его, как плащом.
— Хайнэ, — внезапно сказал Онхонто и добавил какую-то фразу на своём языке.
Голос его прозвучал весело.
— Господин говорит, что испросил разрешение появляться перед вами без маски, — монотонно проговорила жрица.
Хайнэ вздрогнул, вцепившись в подлокотники, и невольно подался вперёд.
Неужели?!
Мысль о том, что лицо Онхонто всё-таки может оказаться уродливым, принесла ему одновременно и ужас, и затаённое желание, чтобы это было так.
На несколько мгновений время для него замерло.
Онхонто повернулся к нему; посмотрел с улыбкой.
Хайнэ судорожно вздохнул.
«Нет, так и должно было быть, — подумал он, не зная, что чувствовать — разочарование, облегчение или благоговение. — По-другому быть не могло».
Глупые предположения об уродстве, которое скрывает маска, не подтвердились — если в мире существовала красота, столь совершенная, что ни один самый строгий критик не смог бы найти в ней изъяна, то сейчас перед Хайнэ стояло существо, наделённое ею.