Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

Мысль о Марик, от которой всё ещё ныло его сердце, сделала его совсем слабым и привела в полную растерянность. Но чуть позже, когда Астанико подхватил его под локоть и потащил по коридорам, он пришёл в себя и подумал о том, что, возможно, ему и не придётся говорить с Сорэ Санья. Ведь Марик, которая любит Хатори, несомненно, сделает всё от неё зависящее и уговорит своего будущего мужа не свидетельствовать против него.

Надежды эти развеялись в то же мгновение, когда Хайнэ их увидел.

Марик и Сорэ стояли рядом, но весь их вид говорил о том, что никакой близости между ними нет и в помине. Лицо у неё было бледным, а у него — раздражённым; Хайнэ вдруг пришло в голову, что любовь Марик к Хатори, напротив, сыграет плохую роль. Наверняка она, по своему обыкновению, не стала скрывать историю своих похождений от будущего мужа, а Сорэ, тщеславный самовлюблённый павлин, воспринял это как удар по своему самолюбию и теперь жаждет погубить соперника.

— Господин Санья, ваш брат желает поговорить с вами немедленно, — объявил Главный Астролог, не давая Хайнэ опомниться и отрезая ему все пути к отступлению.

Сорэ изумлённо обернулся, услышав слово «брат». Когда-то давно, ещё до легендарной ссоры, все Санья обращались друг к другу как к брату или сестре (или дяде и тёте в случае старших родственников), как бы подчёркивая этим, что все они — одна большая семья. Главный Астролог, очевидно, откуда-то знал об этом и сейчас использовал это напоминание, чтобы отрезать пути к отступлению и Сорэ тоже.

Тот оглядел комнату, очевидно, ища глазами «брата», и, никого не найдя, наконец, как бы вынужденно остановился взглядом на Хайнэ. Вид у Сорэ тотчас стал каким-то разочарованным и заскучавшим;  все чувства свободно и даже пылко отображались на его лице — очевидно, его никогда не учили их скрывать. Не было ни малейшего сомнения в том, что он не воспринимает Хайнэ не то что как родственника, но и вообще как человека, достойного его внимания.

Хайнэ затрясло от ненависти.

Первая мысль его была о том, как, как Марик могла решиться связать свою судьбу с таким человеком? От этой мысли жгло в груди.

Вторая — что он не смог бы обратиться с просьбой к этому самодовольному некоронованному принцу, столь открыто выражавшему своё презрение, даже если бы от этого зависела судьба целого мира. Всё, чего ему хотелось сделать сейчас — это плюнуть ему в лицо, и пусть бы после этого проклятый мир перестал существовать.

Очевидно, все эти чувства легко отобразились и на лице Хайнэ тоже, потому что Главный Астролог вдруг наклонился и шепнул ему на ухо:

— Хайнэ, да неужто вы не можете смирить гордость ради своего горячо любимого друга и брата? Вспомните о том, что ему, возможно, придётся живьём сгореть на костре! Подумайте, неужели обычное пламя лучше того пламени злости, что сейчас, вероятно, мучает вас?

Слова эти подействовали на Хайнэ, как ушат ледяной воды.

Лицо его вытянулось; он физически ощущал происходившую в нём борьбу.

«Я должен, должен, должен это сделать!» — в отчаянии говорил он сам себе, совершенно точно зная, что не сможет — и вдруг, в самый последний момент, когда он готов уже был сдаться и, развернувшись, побежать в свою комнату, злость его отпустила.

Он почувствовал лёгкость во всём теле и сладостное умиление, похожее на то, которое он ощутил во дворце, читая перед Онхонто свою повесть. Мысль об Онхонто внушила Хайнэ ещё больше любви, и даже новый выпад Сорэ не вывел его из этого состояния.

— И на какую тему вы желаете со мной разговаривать, господин… Санья? — проговорил тот вальяжно  и раздражённо одновременно, сделав внушительную паузу перед тем, как произнести собственную фамилию.

— Позвольте мне сначала отвести вас туда, где никто не сможет вам помешать, — вдруг заторопился Главный Астролог.

Сорэ пожал плечами и двинулся вслед за ним.

— Прошу вас. — Астанико открыл перед ним с Хайнэ двери в какую-то залу и, поклонившись, пропустил обоих вперёд.

Хайнэ встал напротив своего мнимого брата, опираясь дрожащими руками на трость.

Благостное чувство его поутихло, и он сделал над собой усилие, чтобы постараться вернуть его хоть в какой-то степени.

— Видите ли, господин Санья, — униженно забормотал он. — Речь идёт об одном одолжении, которое вы могли бы сделать… Нет, об одной просьбе, которая чрезвычайно для меня важна, об одном добром деле…

Он поднял голову, чтобы перевести дух, и вдруг увидел, что глаза Сорэ как-то странно сверкнули.

— Уж не думаете ли вы, что я действительно окажу вам одолжение, в чём бы оно ни состояло? — спросил тот, даже не пытаясь скрыть засквозившего в его голосе презрения. — Я не сказал этого перед тем вертлявым господином, но сейчас я не собираюсь сдерживаться — вы не Санья. Мне чрезвычайно неприятно, что я вынужден считаться вашим родственником. Вероятно, в столице говорят много нелицеприятного обо мне и моей семье, но всё же мы никогда, никогда не предавали дело истинной религии, и подобного не приписывали нам даже в слухах — в отличие от вас. Вот что я вам скажу, господин Хайнэ! — выплюнул Сорэ, прожигая его горящим взглядом.