— Я думаю, бывать по-разному, — с тихой улыбкой ответил тот. — Я ведь, например, счастлив, однако не чувствовать таких уж больших страданий. Однако, по другую сторону, мой восторг не бывать так силён, как ваш. Думаю, всё дело в величина эмоций. Ваше горе бывает велико, но и радость тоже. У меня же всё более… — он замолчал, подбирая подходящее слово, — равномерно.
Хайнэ вдруг уткнулся лицом ему в плечо.
— Я точно знаю только одно, что я хочу быть рядом с вами всегда, — прошептал он. — И это не меняется, ни в горе, ни в радости. Я могу хотеть умереть, как тогда, или хотеть жить вечно, как сейчас, но я хочу быть с вами, в смерти или в жизни.
— О, Хайнэ, — в глазах Онхонто отразилась печаль. — Я тоже хотел бы этого, но этот мир так изменчив, что ничего нельзя утверждать наверняка. Вы же видите, что я очень бессилен. Я ничего не могу сделать ни для людей, которых казнят по моей вине, ни для вас с вашим братом. Поэтому как я могу что-то вам обещать…
— Я не представляю своей жизни без вас, — проговорил Хайнэ сдавленным от рыданий голосом. — И не говорите мне, что ведь раньше я как-то жил, не зная вас. Нет, я не жил.
— Вы очень маленький ребёнок, — вздохнул Онхонто, гладя его по спине.
— Да, я знаю. Все мне так говорят… — пробормотал Хайнэ со стыдом.
— Я говорить не в плохом смысле, — продолжил Онхонто. — Вы очень нуждаться в родителе, в любящем существе. И это совершенно естественно. Но только ведь и в природе всё так устроено, что рано или поздно родители покидать своё дитя. Ребёнок остаётся один. Ему холодно, голодно и страшно, но всё-таки он должен жить. Все мы вынуждены однажды расстаться с тем, что любим. Нам приходится это сделать... для того, чтобы потом обрести утраченное снова, обрести не где-нибудь, а в своём сердце. Однажды всё то, что мы так сильно любили, потеряли и ищем в страданиях, вернётся к нам снова, и больше никакая разлука не будет грозить. Для этого мы и идти свой долгий тяжёлый путь. Это трудно и больно, но и награда стоит того, верно? Ведь то, что есть в сердце, не отнимет никогда и ничто, ни судьба, ни другой человек, ни смерть, потому что для любящего сердца нет смерти, я это точно знаю.
Хайнэ отстранился и посмотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Вы это говорите к тому, что нам скоро предстоит расстаться, так? — проговорил он глухо, взволнованный до слёз его словами и в то же время воспринявший их как страшное пророчество.
— О, нет, — с улыбкой возразил Онхонто. — Вовсе нет. Но когда-нибудь одному из нас всё же предстоит остаться в этом мире, а другому в том, потому что даже самая долгая и счастливая жизнь не может быть вечной. Но, конечно, всё это может произойти ещё очень нескоро, — несколько поспешно добавил он. — Не воспринимайте мои слова слишком прямо, я и сам не знать, что на меня находить.
Он потянул Хайнэ к скамейке и сел на неё рядом с ним.
— Расскажите мне о себе, — попросил тот, беря руки Онхонто в свои. — Вам ведь тоже однажды пришлось расстаться с тем, что вы так сильно любили, со своим домом, с родиной. Я понимаю ваши слова, но сам не представляю, чтобы я жил так. Как я смог бы жить, потеряв, например, вас. А вы ведь живёте и даже счастливы. Расскажите мне, о чём вы мечтаете? Или нет, лучше расскажите о вашем детстве. В какие игры вы любили играть?
— Игры? — рассмеялся Онхонто. — Дайте вспомнить… Я могу сказать сразу и про мечты, и про игры. Я мечтал путешествовать и видеть разный мир, но так как это казаться мне невозможным тогда, в детстве, то я играть, будто созвездие над моей головой — это целое королевство. Ночью я ложиться на траву, задирать голову и подробно представлять, как выглядеть мир и город на каждой звезде, как выглядеть звёздные люди, которых я увижу. О, это было мне так интересно…
Так они разговаривали почти до самого вечера, а ночью Онхонто вновь позволил Хайнэ спать в его постели.
Тот лежал на одной с ним подушке и почти не чувствовал страха, прижимая к своему лицу руку обожаемого существа, но тело его всё равно тряслось, а зубы стучали, как он ни пытался умерить дрожь.
Наутро Хайнэ, не выдержав, разыскал Иннин и спросил, был ли в его доме обыск.
— Говорят, что был, — ответила та. — Но тебе ведь нечего скрывать… правда, Хайнэ? — с подозрением добавила она.
— Нет-нет, нечего, — поспешил заверить её брат. — Я просто так спросил.
«Если бы Астанико хотел погубить меня, то он бы это уже сделал, найдя книгу, — Хайнэ боялся и в то же время мечтал довериться этой слабой надежде. — Меня бы уже схватили».
— Как Хатори? — спросил он.
— Сегодня второе слушание, — ответила Иннин. — Будем надеяться, что всё пройдёт хорошо. Я расскажу тебе, как только что-нибудь станет известно.
Она ушла чуть вперёд, и в этом момент перед Хайнэ появился господин Астанико, вынырнувший из бокового коридора.
— Что же вы не пригласите своего брата самого послушать? — спросил он, очевидно, услышав последнюю фразу их разговора. — Сегодня открытое слушание, Хайнэ, которое вправе посетить любой обитатель дворца. Воспользуйтесь этой возможностью, чтобы быть в курсе ситуации самому.