Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Какой? — повторил Хайнэ и против воли тоже улыбнулся, хотя гораздо больше ему хотелось плакать. — Ну, не знаю… Он всегда спит на правом боку — может быть, потому, что окно в его спальне находится с правой стороны, и ему нравится видеть рассвет, когда он просыпается. Ещё он очень сильно коверкает слова. Поначалу я с трудом понимал его, но, как ни странно, теперь, когда он стал говорить лучше, я об этом почти жалею. Он любит цветы — больше всего те, которые растут в земле.  Срезанные ему жалко, и всё же он составляет из них букеты, и так во всём — есть много вещей, которые причиняют ему боль и страдание, но всё же он принимает их и смиряется, стараясь даже в них найти радость. Знаешь, когда мы виделись с ним в последний раз, он сказал, что жизнь — это испытание, а мечты исполнятся в каком-то другом месте. Вот так… Он заставляет других людей мечтать, вызывает в них любовь и вдохновение, но ничего из этого не имеет для себя. Я думаю, что ему тяжело и больно, но, чтобы разделить с ним его боль, нужно быть равным ему. А таких людей нет, их нет, Нита. Я хотел попытаться стать таким, — Хайнэ вздохнул, — но споткнулся и упал почти сразу же.

Нита слушала его завороженно.

— Помоги мне встретиться с ним, брат, — внезапно прошептала она. — Хотя бы один раз. Я прислуживаю теперь во дворце, но мне так и не довелось его увидеть, он не выходит из покоев своей супруги. Если бы ты навестил его, я бы могла зайти в это время хотя бы ненадолго… Пожалуйста, умоляю тебя.

Хайнэ растерялся.

Он не видел возможным для себя вновь увидеться с Онхонто, он обещал себе, что не сделает этого до тех пор, пока не почувствует, что имеет на это право, а сейчас это ощущение было дальше от него, чем когда-либо. И, получается, он должен был нарушить это обещание, данное самому себе…

— Нита, я не могу… — пытался отговориться он, но сестра только рыдала, цепляясь за его рукава, умоляла и говорила, что никто другой не сможет ей помочь.

Хайнэ с тяжёлым сердцем согласился, и они поехали во дворец.

Онхонто, которому доложили о нём, согласился принять его в тех покоях, в которых Хайнэ жил прежде, но когда тот раскрыл двери в свою бывшую спальню, она была ещё пуста.

Он подозвал знаком сестру, которая неслышно следовала за ним.

— Он придёт сейчас, — сказал Хайнэ. — У тебя будет возможность поговорить с ним. Я не буду вам мешать…

С этими словами он скрылся во внутренней комнате и притворил двери, прислонившись к ним спиной.

Спустя несколько минут он услышал голос Онхонто, и сердце зашлось в отчаянном стуке.

Нита робко попыталась объяснить своё присутствие, но Онхонто ничуть не удивился и не стал спрашивать о том, куда делся Хайнэ, просивший о встрече с ним.

— Почему же вы желать поговорить со мной? — весело спросил он девушку.

Сквозь просвет между дверями Хайнэ видел сестру, склонившуюся в низком поклоне и протянувшую Онхонто что-то.

— Здесь мои рукописи, — прошептала она. — Легенды и сказки, которые я написала о Сантье, прежнем государстве, располагавшемся в этих местах. Я подумала, что, возможно, это хотя бы немного развлечёт Господина и скрасит его печаль долгими зимними вечерами. Если всё это вызовет у вас улыбку, хотя бы это был смех над моей неумелостью, то я уже буду очень счастлива. Вот всё, что я хотела сказать вам, Господин.

Хайнэ, услышав всё это, застыл на месте.

«Он ведь пригласил меня потому, что ему понравилась моя повесть, — пронеслось у него в голове. — А я бросил их писать… Я не смог сделать даже того, что сделала моя сестра, которая видит его во второй раз в жизни. Не мог писать просто ради того, чтобы скрасить его печаль, чтобы вызвать у него улыбку, чтобы он хоть недолго порадовался. Чего стоят все горести Энсенте Халии, вместе взятые, в сравнении с тем, чтобы он улыбнулся? Великая богиня, какой я идиот…»

Он закрыл лицо руками и низко опустил голову.

Нита, тем временем, покинула спальню, и Хайнэ ожидал, что Онхонто последует за ней, но тот вместо этого распахнул двери внутренней комнаты.

Хайнэ, вскрикнув, попытался забиться куда-то в угол, но Онхонто со смехом вытащил его оттуда.

— Чего вы от меня прятаться, Хайнэ? — спросил он, улыбаясь.

Хайнэ дрожал, не поднимая на него глаз.

— Потому что я… не смею вас видеть, — наконец, пробормотал он.

— Почему это?

Хайнэ закрыл глаза, чувствуя, как тяжесть всего, что он сделал, буквально физически пригибает его к земле, заставляя опускать голову всё ниже и ниже.

— Я совершил нечто очень подлое, — с трудом проговорил он. — Такое, что больше не смею ни приходить к вам, ни даже думать о вас. Вы должны выгнать меня отсюда, как паршивую собаку, которой я и являюсь.

Повисло молчание.

— Хотя если моё присутствие может хоть сколько-нибудь развлечь вас, то всё это не имеет ни малейшего значения, — вдруг встрепенулся Хайнэ, вспомнив о своей предыдущей ошибке. — Забудьте об этом, это мои личные проблемы!  Забудьте, простите меня…

Он отвернулся, пытаясь сдержать глупые слёзы.